понедельник, 14 октября 2013 г.

2 Конокрады и не только, отрывок

Повесть "Конокрады и не только" входит в книгу "Маскарад забытых кошмаров".

Глухо процокав под невысоким, давящим сводом довольно длинного туннеля, они оказались во дворе замка, который если чем и поражал, то исключительно грязью и сопутствующей ей вонью. Высокие стены допускали сюда солнечный свет, скорее всего, только в полдень. Теперь же отнюдь не просторный и от души захламленный двор тонул во мрачных сумерках. Все те же куры и свиньи занимались своими делами и не спешили уступать дорогу. Однорогая пегая корова меланхолично взирала на грызню облезлых собак, претендующих на родство с борзыми.

   Других обитателей замка не было видно, но зато хорошо слышно: из окон верхнего этажа доносились звуки, не оставляющие никаких сомнений – там с энтузиазмом, хотя и несколько устало скандалили мужчина и женщина. Слов разобрать было невозможно, да это и не требовалось. Взаимная брань сопровождалась грохотом, визгом, ревом и вылетающими из окон отдельными предметами обихода.
  – Отец, кто это у вас орет так истерически? – спросил Петрович, поймав спланировавшую на него тряпицу непонятного предназначения.
  – Господин барон с баронессой изволят лаяться, – с подобающей почтительностью пояснил провожатый. – Намедни сызнова застукали друг дружку на гумне с кем-то из челядинцев. Так с вечера все никак не придут к согласию: кто у кого больше кровушки повыпил.
  – Да, высокие отношения, – протянула Галка, высматривая на загаженной брусчатке местечко почище, чтобы спешиться.
  – «Барон держал жену в узде…» – негромко продекламировал Игорь по-русски.
   Он еще со школьных времен помнил массу таких смешных, кажущихся неприличными, стишков. Галка заинтересованно повернулась к мужу:
  – А дальше? Этого я, кажется, не слышала.
  – «Бил сильно палкой по… субботам:
     Хотел отбить у ней охоту
     Кокетничать с пажом везде», – предельно серьезно закончил стих Петрович. – Не ищи зря, масик: по моим наблюдениям иначе, как прямо на крыльцо, нам не высадиться.
   Спорить со справедливым замечанием не приходилось. Они подъехали к широкому крыльцу и спешились на нижнюю ступеньку, которая слегка возвышалась над грязью. Притащивший их сюда мужичонка, не переживающий за свои лапти, повел коней за угол замка, уверив гостей, что конюшня у барона просторная, а конюхи – не ленивые и дело свое знают туго.

   За массивной дверью послышалась возня, а затем она с душераздирающим кошачьим визгом отворилась наружу, уступая давлению костлявых рук страшной, как кошмар на улице Вязов, сморщенной старушенции. Тщедушная привратница была одета в застиранное платье неопределенного цвета, фартук сомнительной чистоты и неожиданно кокетливый чепец, чудом державшийся на седой голове. Бабка молча посторонилась и отвесила визитерам глубокий поклон, придерживая чепчик одной грабелькой, безнадежно испорченной многолетними упражнениями со стиральной доской.
   Петрович первым шагнул в скупо освещенное факелами и высоко расположенными узкими, как девичья ступня, окнами сырое, промозглое помещение. Размеры зала угадывались с трудом, но чувствовалось, что он огромный – из тех, протопить которые просто нереально. Старуха, так и не раскрывшая впалого беззубого рта, с кряхтением заперла дверь на солидный засов и растворилась во мраке, стуча деревянными сабо по полу и чем-то шурша. Галка включила карманный фонарик: шуршала позапрошлогодняя солома, экономной рукой рассеянная по каменным плитам.
  – Галь, а как у Стругацких барона звали, не помнишь?
  – Пампа.
  – И владел он, видать, таким вот замком Памп…
   Им казалось, что слова начнут метаться от стены к стене вспугнутыми летучими мышами, но никакого эха не получилось. Из тех же краев, в которые уползла безмолвная бабка, послышались деревянно-соломенные шаги, и неясная тень, приблизившись, обернулась довольно молодым развязным увальнем. Он имел роскошный синяк под левым глазом и малость свернутый набок нахальный нос, а наряжен был в расстегнутую на волосатой груди рубаху третьей свежести и обтягивающие двухцветные штаны со щедро набитым гульфиком, который нес перед собой гордо, словно орден на алой подушечке. Галка с Игорем, не сговариваясь, пришли к выводу, что именно с этим челядинцем и была намедни застукана баронесса.
   Половой (Галка про себя окрестила парня именно так) мазнул по ней сальным взглядом и недовольно скривился от походного одеяния гостьи. Петрович сделал вкрадчивый шаг вперед, и встречающая сторона немедля стушевалась, отклячив зад и втянув куда-то вызывающий гульфик.
  – Милостивые барон и баронесса Карра поручили мне приветствовать вас, господа, в своем замке. Они желают, чтобы вы чувствовали себя под его гостеприимными сводами, как дома. Спустя короткое время барон и баронесса примут высоких гостей лично в этом великолепном зале. Не угодно ли пока переодеться с дороги? – наглец потупил влажные коровьи глаза и слегка прогнулся, прижав правую руку к груди, отчего пальцы с толстыми, как у собаки, когтями враз утонули в густой вороной шерсти. – Я с радостью покажу вашим слугам, куда отнести багаж…
  – Мы путешествуем налегке, бичо, – строго перебил холуя Петрович, – и не намерены долго обременять барона с баронессой своим присутствием. Потрудись-ка осветить их великолепный зал как следует и катись отсюда.
   Поставленный на место половой суетливо попятился и метнулся зажигать факелы, воткнутые в гнезда на стенах зала. Галка поблагодарила мужа взглядом и вновь начала дышать: перло от полового в соответствии с его половой принадлежностью, часто реализуемой и отродясь при этом не мытой.
   Засветив все имеющиеся факелы и в придачу необъятный камин, в котором если не слона, то уж бизона точно можно было зажарить целиком, жеребчик с почтительного расстояния отвесил гостям поклон и выкатился спиной вперед.
   При полном освещении зал не сделался привлекательнее. Из обстановки заслуживали внимания разве что ржавые доспехи, изображавшие в нишах рыцарей на посту, да охотничьи трофеи барона, слепо глядящие на гостей со стен, задрапированных полусгнившими гобеленами. Сюжеты, вытканные на гобеленах давно истлевшими в земле мастерицами, пусть блеклые, потраченные молью и плесенью, отталкивали своей жестокостью и похабством. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что и трофеи, во всяком случае, – большая их часть, были приколочены к сырому камню несколько баронских поколений назад.
   Они обошли зал по периметру, ежась от пронизывающей до костей сырости и невесть, откуда тянущих сквозняков, заставляющих факелы не столько светить, сколько чадить и метаться по стенам паническими тенями. Сверху косо падали пыльные снопики света от окошек, расположенных под самым потолком. Игорь направил луч своего фонарика вертикально: метрах в пяти-шести над их головами часто перекрещивались закопченные, растрескавшиеся от времени и непосильной ноши дубовые балки. А с них шпалерами свисала густая паутина вперемешку с истончившимися до состояния паутины шпалерами.
  – Я обалдеваю, дорогая моя редакция, хотя пишу к вам впервые, – выдавила из себя продрогшая Галка. – Что же у них тут зимой творится? Может, ну их, этих милостивых баронов, пусть себе лаются на здоровье. А мы поедем дальше…
  – Все засняла?
  – Внизу – все, но вот еще лесенка на галерею.
  – Давай слазим туда, посмотрим. Если бароньё не объявится, пока не закончим, – линяем отсюда по-английски. Прямо на другой берег речки Карки, минуя баронский мостик.
   Узкая галерея с перилами высотой Галке по грудь опоясывала весь зал. Кроме хлипкой лесенки, начинавшейся возле камина, на нее вели, как выяснилось, еще неприметные дверцы в глухих торцевых стенах. Скорее всего, через них можно было попасть в те самые уродливые башни. Вопрос – для чего вообще нужна эта галерея, остался открытым. Галка предположила, что на ней бренчат придворные музыканты во время балов. Петрович больше склонялся к тому, что она предназначена для арбалетчиков, призванных блюсти баронскую безопасность. Но за каким чертом вдоль всей галереи развесили картины, которые никто – ни секъюрити, ни оркестранты в темноте разглядеть не могли? Не говоря уже о том, что это им по чину не положено. Игорем была выдвинута правдоподобная гипотеза: данные шедевры просто убраны с глаз долой.
   Экскурсанты при свете фонариков переходили от одного полотна к другому, чувствуя себя все более скверно. В основном, представлены были фамильные портреты, не оставляющие ни малейшего сомнения в том, что род баронов Карра, в соответствии с известной теорией, уходит корнями прямо к обезьянам. Крупным, злобным и хитрым обезьянам, по сравнению с которыми горилла легко могла бы сойти за милую домашнюю зверушку. Изредка встречающиеся женские портреты навевали тоску своими уродливыми и унылыми лицами. Бескровные дамы с потухшими глазами неприязненно следили за пришельцами из другого мира, поджав тонкие коромысла губ.
  – Колоритные персонажи, что и говорить. А одеты все, смотри, как тепло, – пролязгала Галка зубами, водя лучом фонарика вдоль стены и выхватывая из мрака отдельные фрагменты. – Сейчас я себе что-нибудь подобное наколдую.
  – И мне сообрази что-нибудь, – попросил окоченевший супруг, у которого совсем не получалось ворожить с одеждой.
   Для пущего тепла Галка прямо поверх походного камуфляжа сотворила на себе темно-красное бархатное платье на синтепоне: закрытое до самого подбородка, отделанное горностаем и в меру расшитое золотом. Дополнила наряд меховая муфта, а волосы она забрала в частую золотую сетку, крепящуюся к скромненькой бриллиантовой короне. Высокие шнурованные ботинки пришлось оставить. Не выступать же по этому свинарнику в бальных туфельках! Существование мало-помалу стало казаться более сносным. На муже оставила его любимые кожаные брюки, только сделала к ним подкладку, а затем наколдовала камзол и короткий плащ – все такое бархатное, синее, удачно стилизованное под одежды на самых свежих картинах. В те времена мода ведь не менялась каждый сезон, есть надежда попасть в струю. Не забыла и о перевязи для меча, а зачехленный карабин Игорь закинул за спину.
  – Сделать тебе береточку?
  – Не увлекайся, обойдусь.
  – Ах, да: ты не перевариваешь головные уборы. На кого я похожа?
  – Если не знать, сколько всего на тебе надето, то на слегка разъевшуюся принцессу, которая забыла зашнуровать корсет.
  – Сейчас беретку сотворю и прибью на место гвоздем!
  – Мать, но я же знаю, сколько на тебя напялено.
  – Ладно: считай, что отбрехался на этот раз. Иди вперед и помоги мне спуститься, принц. Мы не успели улизнуть по-английски: судя по грохоту, в нашу сторону выдвигается бароньё.

   И действительно: приодетые, утепленные туристы только-только успели спуститься с галереи, как стрельчатые двери в противоположном конце зала распахнулись, и в них решительно втянулась процессия носителей не только сабо, но и подкованных сапог. Барон с баронессой, без сомнения, составляли ее ядро – как по духу, так и по сути.
   Впереди шествовал давешний половой, украшенный теперь для симметрии еще одним синяком, который не успел толком налиться. Следом чинно цокали господа, каждый из которых являлся отдельной песней (так что – чуть позже, ладно?). За бароньём поспешали: старая ключница, успевшая где-то посеять чепец; пацан, тащащий за мадам баронессой пыльный шлейф так высоко, что под него не мог заглянуть только лентяй, страдающий радикулитом. И, наконец, пара то ли шутов, то ли просто приживал, слишком ярко одетых и радикулитом не страдающих.
   Поскольку было совершенно неизвестно, чего ожидать от этого парада планет, Петрович с Галкой, отойдя от лесенки на несколько шагов, остановились в боевом порядке: он на переднем плане, а она – по левую руку и чуть позади. Таким образом, Галка, в случае чего, не мешала мужу пустить в ход меч, оставаясь в поле его зрения. А уж на самый крайний случай существовал Гасан, ждущий сигнала в лампе, которая в настоящий момент находилась в муфте. Ведь никто же на самом деле не поверил, что его госпожа наколдовала эту стильную деталь туалета только затем, чтобы погреть руки?
   Посреди зала половой остановился, в замешательстве выкатил, насколько мог,  блудливые глазки на сменивших антураж гостей, откашлялся и провозгласил:
  – Барон и баронесса Карра! – после чего наступила пауза, требующая заполнения.
   И Петрович заполнил ее без долгих размышлений:
  – Князь Игорь с супругой. Проездом.
   Супруга изобразила мелкий реверанс, а сам князь ограничился наклоном головы. Присвоенный Петровичем титул произвел на хозяев заметное впечатление, они даже нацепили на лица любезные улыбки, нисколько их, впрочем, не украсившие. Теперь, пожалуй, настало время описать баронскую чету подробно, во всей ее колоритности.
   Барон Карра являл собой необъятную пивную бочку на коротковатых  для его приличного роста кривых ногах. Крупная голова сидела прямо на плечах, в этой конструкции шея предусмотрена не была. Черты лица – до того фамильные, что казалось, он сам терпеливо позировал для всех портретов. Лоб низкий и морщинистый, маленькие черные глазки глубоко утоплены под мохнатыми гусеницами бровей. Пористый грушевидный нос нависает над торчащими в стороны усищами, а под ними живет своей подвижной жизнью мясистый рот сластолюбца с двумя частоколами желтых хищных зубов. Еще ниже виднеется раздвоенный, скверно выбритый подбородок размером чуть меньше автобусной подножки. Прямые жесткие волосы барона – темные с сильной проседью – подстригались только над лобиком, да и то редко. И на этом вот ангельском лике с нечистой, жирной кожей аршинными буквами прописаны все самые низменные пороки, которым барон Карра активно предавался никак не менее сорока лет, и бросать своего хобби не собирался. Дополнительным украшением ему служили свежие царапины на носу, которые хозяин замка получил точно не от кошки.
   С одеждой Галка попала в цвет: камзольчик на бароне красовался практически такой же, что она наколдовала мужу – из засаленного коричневого бархата, разве что подпоясан примерно посередине туловища (то есть, в самом широком месте) кожаным ремнем с огромными серебряными бляхами. Штаны заправлены в ботфорты, украшенные пряжками величиной с сервировочную тарелку. По жирным плечам заботливо разложена массивная золотая цепь, а короткие волосатые сардельки пальцев с трауром под обломками ногтей растопырены из-за обилия перстней.
   Баронесса была примерно одного роста с мужем и казалась лет на 10 моложе него. В отличие от супруга, чья внешность отталкивала и настораживала, мадам вызывала смех. Галке, во всяком случае, стоило неимоверных усилий не расхохотаться при виде баронессы Карра – до того та походила на вареную креветку.
   Покатый лоб высоко выбрит и занимает пол-лица, на котором нет ни бровей, ни подбородка, а носику не помешало бы укоротиться вдвое. Выпуклые темные глаза сидят так близко друг к другу, что кажется: баронесса сможет заглянуть самой себе в душу, если скосит их вовнутрь. Длинные зубы сильно выпирают вперед, а вокруг них тщетно пытаются сомкнуться куриной гузкой тонкие, не иначе, как свеклой, накрашенные губы.
   Высокая рыжеватая прическа баронессы была несколько сбита набок, а румянец казался чересчур ярким и имел странную форму, подозрительно напоминающую след от пятерни. Мадам Карра встречала гостей, затянувшись в тусклые шелка, отделанные роскошными пожелтевшими кружевами. При взгляде анфас фигура баронессы не поражала рельефом. Но стоило ей, после взаимных приветствий и обменом любезностями, развернуться, приглашая гостей к уже накрытому столу, как Петрович сдавленно крякнул и закусил губы.
   Хозяйка имела феноменальный бюст, который вызывающе торчал вперед и заканчивался на расстоянии доброго шага от носа баронессы. Сомнительно, что она смогла бы обнять свое богатство вялыми короткими ручками. Впередсмотрящую грудь украшало ожерелье из речного жемчуга, лежащее на ней строго горизонтально. Галка всерьез задумалась над тем, что за сбруя надета на этой бабе под платьем: ведь такое солидное хозяйство, по идее, должно свисать до колен, а ничего подобного не наблюдалось…
   Но и это, как говорится, еще не все. В противовес бюсту, не давая баронессе сгибаться под его тяжестью, сзади точно так же выпирали гипертрофированные ягодицы, декорированные уже не жемчугами, а пышным бантом из того же престарелого кружева. Смеяться Галке резко расхотелось: прикинув, сколько лишнего мяса таскает на себе несчастная креветка, гостья от души ей посочувствовала.

   Итак, баронесса развернулась, продемонстрировав свои фантастические стати, подобрала подол, и прогарцевала ножками, обутыми в сапоги для верховой езды, к длинному столу. Возможно, он и раньше находился здесь, посреди зала, но теперь, благодаря почти белой скатерти, невесть откуда взявшейся, стол сделался заметен. Когда и кто успел его сервировать, осталось неясным, а подобные загадки не сулили ничего хорошего в столь неприятном и мрачном местечке. Галка была готова поспорить на что угодно, хотя терпеть не могла любых пари, что за все то время, которое они находились в зале, вокруг стола не происходило ничего: ни суеты слуг, ни магических мероприятий.
   Неужели кто-то здесь умеет отводить глаза? Ай, как скверно: подобные действия с магией, которую можно почувствовать, ничего общего не имели. А навредить, донельзя заморочив голову, могли не хуже, чем черная ворожба. Галка, не так давно испытавшая на собственной шкуре, насколько это приятно, повторения не хотела. Негромко кашлянув, она пригладила правую бровь. Петрович сигнал опасности принял и не отмахнулся от него – прикрыл на секунду оба глаза. Отлично: значит, играем дальше, должно получиться забавно.
   Бароньё разошлось к противоположным концам стола, накрытого на четыре персоны: два прибора по торцам, для хозяев, еще два – посередине, напротив друг друга. К ним-то и попытались растащить гостей ярко разодетые товарищи. Бедняги, они понятия не имели, что значит – тащить куда-то Петровича, если у того другие планы!
   Не прекращая светской беседы с бароном на тему всхожести бобовых культур в засушливые годы, князь Игорь торжественно провел супругу сквозь хлипкий строй предполагаемых противников к той стороне стола, откуда они могли видеть все двери, ведущие в зал. Усадив Галку, он переставил другой прибор на свободное место рядом с ней и с удовольствием рявкнул на пестрых, пребывавших в некотором замешательстве:
  – Я что, мать вашу, стоя должен обедать?! Стул мне, сукины дети, живо!
   С подобающими извинениями стул был перетащен и пододвинут под княжеское седалище. Барон с баронессой, до сих пор изображавшие столбы, тоже уселись в дубовые полукресла с высокими спинками. Половой хлопнул в ладоши, издавшие влажный чмокающий звук, засмущался и суетливо отер лапы о штаны. После повторного, более сухого хлопка, из дверей напротив тех, откуда прибыли хозяева, потянулись повара с поварятами, отягощенные блюдами и подносами.
   Вопрос: есть или не есть, не стоял. Таких мелких бытовых неудобств, как отравление, путешественники давно не опасались. Предполагаемые арбалетчики либо лучники на галерее их тоже не напрягали, было просто интересно: что, собственно, затевается бароном Карра, одержимым благой идеей зазывать к себе всех проезжих.
   Обычно в таких ситуациях Галка предпочитала помалкивать, изображая покорную жену, и наблюдать за событиями несколько со стороны. Подобная тактика неизменно себя оправдывала, не подвела она и на этот раз. Пока Петрович увлеченно расписывал хозяевам мифическое княжество, она из-под потупленных ресниц с удовлетворением заметила, как баронесса, старательно расправляющая на груди салфетку соответствующего размера, уронила из-под ногтя мизинца какую-то крупинку в свой кубок. И примерно то же самое проделал барон, смахнув с подбородка темную мушку. Движения обоих супругов были отработаны до совершенства.
   Сомнений не оставалось: гостей намерены опоить какой-то дрянью, уже находящейся в кувшинах с вином. Святая простота! Дождавшись, когда кубки гостей наполнят  темным густым пойлом, Галка придвинула их к себе и символически плюнула в оба.
  – Вы уж извиняйте, господа, но жена у меня чуток того, малахольная, – сокрушенно произнес Петрович. – Сам-то я привык, а свежим людям бывает дико. Во всем, бедняжка, отраву мнит и обезвреживает по-своему.
   Чокнувшись с онемевшим бароном, он опрокинул в себя кубок сладкого вина и мастерски сделал вид, что задохнулся (это Петрович-то, взращенный на родной монопольке!). Поднес к носу горбушку белого хлеба, поскольку ржаного на столе не имелось. В сердцах швырнул ее в полового, окончательно закрыв тому левый глаз, а затем притянул к себе Галку и смачно занюхал баронский компот ее макушкой, свободной от алмазов.
  – Забористое у тебя вино барон, такое только женой и занюхаешь. Я свою для этого и таскаю везде с собой.
   Прибалдевший хозяин отхлебнул из своего кубка и осторожно поинтересовался:
  – И как, помогает?
  – Спрашиваешь! Другую такую вкусную бабу поискать – обыщешься!
   Барон взглянул на Галку с новым интересом, а она, надев на лицо дебильное выражение (только что слюну из уголка рта не пустила), тем временем клевала с тарелки нечто мясное и часто хлопала ресницами. Им с Петровичем не раз доводилось разыгрывать подобные представления, неизменно имевшие успех. Коварные хозяева обычно переставали воспринимать гостей всерьез, расслаблялись, а потом долго сожалели о своей доверчивости.
   Судя по всему, барон приступил к тяжкой умственной работе: гости не спешили травиться вином, хотя активно его употребляли, и ему ничего не оставалось, как вносить коррективы в первоначальный план. Казалось, еще немного, и послышится натужный скрежет давно заржавевших шестеренок в его непривычной к мыслительному процессу башке. Баронесса тревожно переводила креветочные очи с Галки на Петровича и обратно, не забывая усеивать свою салфетку разноцветными пятнами соусов, широко представленных в меню. Не похоже было, что за ровной лужайкой хозяйкиного лба водятся какие-либо мысли.
  – А что, князь, – решил сменить тему беседы хозяин, – не встретились ли вам по пути сюда табунщики?
  – Не припомню, – осторожно ответил Петрович. – А должны были встретиться?
  – У меня с ними уговор: каждый год пригоняют мне коней перед тем, как выставлять их на ярмарке. Я до лошадей большой охотник, выбираю себе, каких получше. Ярмарка вот-вот начнется, а от прохвостов что-то ни слуху, ни духу.
  – А где проходит ярмарка, – заинтересовался Игорь. – В городе за рекой?
  – Нет, в другом месте, – последовал уклончивый ответ, а за ним – еще одна смена темы. – Князь, про владения свои ты рассказал, но в каком государстве оно находится?
  – Известно, в каком: в правовом, в других мы проживать не согласны. Нам требуется, чтобы права были.
  – Вот! И я про то же! Главное – права! – барон хватил кулаком по столу, но аккуратно, чтобы не опрокинуть чего из посуды. – Кстати сказать, права первой ночи никто не отменял!
   Последнее замечание предназначалось целиком баронессе, которая сделала вид, что не слышит. Немного посверлив супругу гневным взглядом, барон вернулся к своей порции копченого угря и разговору:
  – Хороши ли ваши кони, князь?
  – Не жалуемся. И не продаем, уж не обессудь.
  – А не устроить ли нам какого-нибудь состязания?
  – Например?
  – Ну, кто больше пива выпьет или – кто быстрее на себе дюжину вшей раздавит…
   Такие состязания Петровича не вдохновили, поскольку, если судить по брюху барона, в потреблении пива тот не знал равных, а сам князь вшей на себе не разводил.
  – Может, что другое? Силой помериться, допустим? – предложил он, но это не устроило уже хозяина. – И потом, что на кон ставить будем?
  – Поставь лошадей, – оживился тот.
  – Не пойдет.
  – Жену поставь, – продолжал уговаривать барон.
   С противоположного конца стола донеслось возмущенное фырканье, пресеченное еще одним ударом волосатого кулака по скатерти. Галка, не выходя из образа, не забывала плевать в каждый новый кубок, а в перерывах катала по столу хлебные шарики.
  – Извини, уважаемый, но когда и как ставить жену, я решаю сам, – с достоинством возразил Петрович. Он прекрасно видел, что его провоцируют, и грубить раньше времени не собирался.
  – Шучу, князь, шучу! – пошел на попятный хозяин. – Хотя чертово бабье церемоний и не заслуживает!
   Баронесса сорвала с груди заляпанную салфетку вместе с жемчугами, прыснувшими во все стороны резвыми блошками, выскочила из-за стола и затопала на выход, огибая застывшую челядь. На виражах ее сильно заносило.
  – Дэ-Эс-Пэ!!! – непонятно взревел барон Карра, на этот раз повалив все же пару кувшинов.
  – В каком смысле ДСП? Мне известно три варианта: древесно-стружечная плита, для служебного пользования и дальнее спортивное плавание, – решил уточнить озадаченный гость.
  – Не знаю, о каких плаваниях и служебных деревьях ты толкуешь, князь, – продолжал орать барон, брызжа слюной, – но у меня ДСП значит «достала, сука поганая»! Похотливая и бесплодная сука, вот она кто! – Он сделал знак половому, чтобы тот наполнил кубки, и продолжил уже спокойнее, подперев выдающийся подбородок ладонью. – Понимаешь, князь, сгоряча женился на богатой сисястой девке, а что теперь? Приданое давно закончилось, остались только сиськи и задница. Рожать не может, а под лакеев падает чаще, чем я на девок прыгаю. Вот смотрю на твою княгиню и завидую: сидит себе смирненько, пальчиком тонким в носике ковыряет…
   Петрович укоризненно покосился на жену. Та с бессмысленной младенческой улыбкой вытирала мизинец о скатерть.
  – Барон, а драть не пробовал?
  – По-всякому пробовал – не помогает. Да и наскучило мне ее драть, мало разве других баб?
  – Да я не про то…
  – А, ты в смысле – сечь? Тоже бесполезно.
  – Мне надоело, пошли отсюда, – сказала Галка по-русски.
  – Чего твоя бормочет?
  – На горшок просится, и спать, – перевел князь, а на родном языке добавил. – Заночуем здесь. Этот боров что-то скрывает, я хочу выяснить.
  – Ладно, – не стала спорить покорная жена и демонстративно зевнула.
   Махнув свиным окороком руки половому, барон распорядился:
  – Проводи гостей в южную башню.
   И по тому, как блеснули остатки глаз холуя, гости безошибочно определили: в южной башне им скучать не придется, ибо она полна сюрпризов.
*
Купить эту книгу можно здесь.

2 комментария: