Случаются
такие годы, под завязку забитые юбилеями и памятными датами. И к текущему это
относилось в полной мере, хотя загружен он оказался неравномерно. Собственно,
до сентября отмечалось одно-единственное событие: десятая годовщина свадьбы
Петровича и Галки. Десять лет… С ума сойти!
И Галка уже
почти два из них практически безвылазно сидела дома, занимаясь детьми, а
особенно – младшей дочерью, и совершенно озверела от домашних дел. Некоторое
время назад она сочла, что наконец-то видит в зеркале то, что хотела бы:
фигура, не без помощи Гасана, вернулась к норме после Машки. Все, решила она,
это были последние роды. Любой семье достаточно четверых детей.
А если кто не
согласен, пусть дальше рожает сам! Галка показала язык фотографии мужа, стоящей
на туалетном столике. Он, улыбаясь во все тридцать два зуба, молча согласился.
Вот то-то же, и не пытайся спорить, голубчик. И так слишком хорошо устроился:
жена, понимаешь ли, по хозяйству колотится, как последняя Изаура, в Город
лишний раз не съездит. А господин Каширин – весь в приятных вояжах! Вот
усвистал две недели назад к Стефану на сафари, и с концами. Общаемся через
джинна. Между прочим, она бы и сама не отказалась погонять по саванне. Хотя,
кажется, там сейчас лето – слишком жарко. Петрович продолжал скалиться с
фотографии: знает, собака, что жена не умеет долго на него сердиться.
– Госпожа, –
нарисовался легкий на помине Гасан, – наш господин и его милость герцог шлют
тебе огромный привет.
– Горячий?
– Кто?
– Привет.
– Нет, –
растерялся джинн, – просто огромный.
– Отправь на
конюшню, там места много. Ладно, проехали. Кроме привета – ничего?
– Еще фрукты,
я оставил их на кухне.
– Спасибо,
друг мой. Когда господин изволит вернуться?
– Сказал, что
еще дня два-три поохотится.
– Напомни ему,
что через неделю – годовщина свадьбы.
– Слушаюсь,
госпожа. Передать что-нибудь еще?
– Возьми с
конюшни привет, подогрей его хорошенько и передай обратно, пока не остыл. Много
они там настреляли?
– Порядочно,
госпожа. Бизоны, носороги, черные львы…
– Значит,
опять натащит шкур, – вздохнула Галка. – Оно конечно: в пещере-то холодно.
Охо-хошеньки! Динозавры не доены, а он охрой мажется. Ступай, Гасан, рада была
тебя повидать.
В своей
комнате проснулась и забубнила годовалая Машка. Что-то долго она сегодня спала
после обеда… Сколько времени-то?
– Гасан, ты
еще здесь? – взглянув на часы, переполошилась засидевшаяся перед зеркалом
мамаша.
– Да, госпожа,
– опять возник джинн. – Я еще не успел разогреть привет.
– Будь другом,
слетай в Университет за двойней. У них вот-вот закончится последняя пара.
Ребятам пока
не разрешали ездить на учебу самостоятельно – не доросли. Обычно Вера или Крауз
отвозили их утром, а она забирала после занятий. Когда Гасан испарился, Галка,
снова повернувшись к зеркалу, погрозила своему отражению пальцем: ты слишком
много думаешь о себе, дорогуша. Непростительно много. Отражение сделало
невинные глаза: разве? Быть того не может! Эгоистка ты, девушка. Допустим, и
что из этого? Да ничего. На тебя я и вовсе не умею сердиться. Зеркальная
эгоистка подмигнула в ответ: и правильно делаешь.
Выгнав из
Машкиной комнаты попугая, который сам не понял, как туда залетел, и весь
извелся, поскольку, пока дитя спит, он не имел права разевать клюв, Галка с
дочерью на руках спустилась в зал. Вера как раз вносила в него из кухни поднос,
полный экзотических фруктов.
– Ты почему
еще дома? А за детьми ехать?
–
Представляешь – забыла! Только не говори никому, хорошо? Сейчас их Гасан
доставит.
– Так это
Игорь фрукты прислал? А я понять не могла, откуда они взялись. Как у него там
дела?
– Как в
сказке, дорогая: стреляет львов и бизонов. А от жены, оставленной без
гормональной поддержки, откупается витаминами.
– Галя,
прекрати! Вон мальчики идут.
– А что я
такого сказала?
– Ты
неисправима.
– Ты тоже
такого мнения? – грустно обратилась Галка к Краузу, сидящему, как водится, в
углу за стойкой.
– Само собой,
– кивнул тот. – Но зачем тебя исправлять?
Дети
появились сразу со всех сторон и в большом количестве: столько народу никто не
ожидал. Из парка в зал довольно тихо проникли Ванька и Петька, гулявшие там с
собаками. А в парадную дверь, почти опередив звон колокольчика, ворвалась бандитская
двойня в сопровождении полудюжины одноклассников.
– Мам! –
заорали они хором. – Как здорово, что ты за нами Гасана прислала! Ребята давно
хотели наших единорогов посмотреть.
«Да, это я
здорово придумала, – похвалила себя Галка. – Теперь можно забыть о тишине до
самого вечера».
– Кто-нибудь
есть хочет?
– Не, мы
обедали.
– Все равно
мойте руки и угощайтесь пока фруктами, это папа прислал. Сейчас я накормлю
Машу, и сходим на конюшню.
– Да ну, мы
прямо сейчас пойдем.
– Куда?!
Забыли, что единороги чужих не любят? Не настолько отец их выучил, чтобы можно
было без взрослых экскурсии устраивать. Хотите, чтобы кого-то из ваших друзей
задело рогом? Марш наверх: тащите туда ранцы и вымойте руки.
Металла в
голосе матушки оказалось достаточно, чтобы старшие вспомнили о дисциплине, и
они во главе своей орды ускакали приводить себя в порядок. Нет худа без добра:
ближе к вечеру она отвезет ребятишек в Город, а на обратном пути можно будет не
торопиться. Наконец-то она наведается в несколько ресторанчиков, которые
держала на примете, чтобы сделать окончательный выбор, в каком именно заказать
банкет.
Блудный муж
не обманул – вернулся вечером через два дня, уже довольно поздно. Галка читала
перед сном в постели и не слышала снизу никаких звуков, намекающих на появление
в доме главы семьи. Но вот прямо за дверью спальни раздались торопливые шаги,
она приоткрылась, и в щель просунулась радостная физиономия Петровича. Значит,
и папу тоже джинн принес.
– А-а, –
промурлыкала она, откладывая книгу, – к нам приехал массовик во-от с таким
затейником!
– Приятно
видеть, что по тебе скучают, – как был, в походной амуниции, супруг просочился
в комнату, потирая руки. – Лежите-лежите, мадам, не вставайте.
Моментально
очутившись у кровати, Петрович не нашел ничего лучше, как рухнуть на жену всем
прикладом с высоты своего роста. Тут из нее и дух вон… Хорошо, что кроме
воздуха, ничего не выдавил.
– Что ж ты
делаешь, бродяга, – просипела Галка – Хоть бы лыжи снял…
– Летишь к
ней, летишь на крыльях любви, а тебя раз – и мордой о стол. Пожалуйся еще, что
от мужа псиной воняет.
Галка
принюхалась, насколько это позволило ее подавленное центнером супруга
состояние:
– Не только.
Еще лошадиным потом, табаком и красным вином, вчерашним. А это что: уж не
кабацкой ли дочерью?
– Все обидеть
норовишь? Я ниже графинь не опускаюсь, особенно – в саваннах.
– И как оно,
на графиньей диете?
– Оголодал, –
признался муж.
– Жаль, что не
отощал. Хватит меня прессовать, катись в душ. Петрович, слезай! Ты что,
выспаться на мне прилег?
– Злая ты,
неласковая. Да не рыпайся, мать: за ушко укушу и пойду. Только свет не гаси, я
давненько тебя не видел во всей красе.
– Слезь,
изверг! – взмолилась она, чувствуя себя полузадушенной камбалой. – Тяжело ведь…
– А с чего ты
взяла, что замужем должно быть легко? – поинтересовался Петрович, опершись,
наконец-то, на локти. – Надо же хотя бы через десять лет познать тяготы
супружеского секса.
– Чего вы там
обкурились?
– Дурочка ты,
– Игорь чмокнул жену в чудом не расплющенный нос. – Вот угадай, какой я тебе
привез подарочек.
– Череп
носорога с гривой черного льва.
– Холодно.
– Тогда –
что-нибудь неприличное.
Теперь, когда
супруг не давил на нее всей массой, Галке стало весело. В принципе, не так уж и
обязательно Петровичу идти под душ прямо сейчас…
– Эй, девушка,
вы что вытворяете? Я, чтоб вы знали, человек очень семейный, у меня четверо
детей.
– Знаю-знаю:
трое в Пензе и один – на Камчатке.
– Масик, от
меня псиной прет…
– Так не козлом
же.
– Где тут
ближайший центр помощи пострадавшим от насилия? Люди, кто-нибудь, помогите!
Помогите хоть лыжи снять!..
Они не
опасались поднять на ноги весь дом: благодаря незаменимому Гасану, организовавшему
очень хитрую звукоизоляцию: какие-либо звуки покидали родительскую спальню,
только если хозяева сами желали быть услышанными. Например, переговариваясь с
кем-нибудь из домочадцев через дверь. И звуки извне тоже проникали внутрь очень
избирательно. Из детских комнат – в первую очередь. Но только, если там
случилась какая-нибудь неприятность, особенно – с младшими. А все остальное
может подождать.
– Женщина,
отпусти меня в душ, пожалуйста.
– Мужчина,
хватит вываливать дурака и болтать глупостями. Ну-ну, не плачь, потом вместе
сходим в душик. Тетя тебе спинку потрет.
– Нет! Если
еще и спинку, я не вынесу!
– Так что же
вы там все-таки курили со Стефаном?
– Герцог не
курит.
– Только не
рассказывай мне, что вы нюхали цветочки.
– Ничего
такого мы не нюхали. Как родная жена пахнет, забывать стал. Жара, пылища,
носороги…
– А вот этого
не надо, молодой человек! У меня, между прочим, тоже четверо детей. Совесть-то
поимейте!
– Да, совесть
я сегодня еще не имел. Это как?
– Правильной
дорогой идете, товарищ.
И этого
балбеса не было дома целых две с половиной недели! Этого тяжеленного лохматого
чудовища, с которым даже подушками подраться – одно удовольствие. Не говоря уже
о том, чтобы совесть поиметь. Занятный такой финт ушами получился, кстати, надо
запомнить.
– Эй, ты чего,
спать собрался? А подарочек?
– Какие же вы,
девушки, все корыстные…
– А ты не
обобщай. Давай конкретно: кто, где, почем?
– Я сам по
себе – божий дар.
– Тьфу. Катись
в душ отсюда.
– Шутка.
Петрович
наполовину (переднюю) свешивается с кровати и начинает перетряхивать валяющееся
на полу барахло:
– Ай-яй-яй…
Где-то было. Неужели потерял? Такое хорошенькое, красивенькое. Я думал, масику
так понравится…
Получив
пяткой в голый зад, ныряет, но продолжает причитать, вражина, уползая все
глубже под кровать:
– Ну, где же
оно, где же? Ведь берег, как зеницу… При дамах и не выскажешь, чего.
– Еще минута,
и я вызываю артиллерию!
– О! Нашел!
Из-под
кровати, но не с той стороны, где Галка устроила засаду с подушкой,
высовывается его рука с лежащей на ладони огромной, неправдоподобно красивой
морской раковиной. Величиной с добрый кокосовый орех, она вся состояла из
плавных линий и имела множество отростков разной длины, изогнутых, как лепестки
лилии. Такая полупрозрачная и розовато-бирюзовая.
Галка
моментально забывает о плане карательной операции, и подушка шлепается на пол.
– Дай сюда!
– Сударыня, вы
полегче: вещь хрупкая, ее и раздавить недолго. Нет-нет, только из моих рук.
Взобравшись
на постель, Петрович усаживается по-турецки и гасит лампу, а раковина,
согревшись в его ладонях, начинает светиться и петь. В этой песне без слов есть
все: свист ветра, шум волн, шорох трав, звон серебряных колокольчиков, похожий
на смех, звуки флейты и альта – тихие, нежные и прозрачные. Ее хочется слушать
и слушать, и песня звучит, сопровождаемая мягкими переливами света.
Игорь кладет
раковину на одеяло, и ее сияние нехотя бледнеет, а песня становится все тише и
печальнее, пока не умолкает совсем.
– Что это? –
шепчет потрясенная Галка.
– Это –
морской цветок, он живой. Такие растут в море, на берегу которого находится
метрополия, в стране Стефана. Помнишь, он тогда рассказывал? Эти цветы очень
редки. Когда их срывают, они не умирают совсем. Но цветок продолжает петь,
только если держишь его в руках. Стефан поведал очень красивую легенду о
несчастной, но вечной любви, благодаря которой
цветы научились петь.
– Расскажи.
– У меня не
получится так хорошо, как она того требует, Стефан тебе сам расскажет. Он
обещал приехать, но может не успеть на праздник. Поэтому и прислал подарок со
мной. Сказал – на счастье.
Галка взяла
морской цветок в руки. Он был тяжелее, чем казался на вид, но в ладони лег
удобно и снова запел, мерцая неярким светом. Такое небольшое, теплое полярное сияние.
Уставшие пальцы разжались, и цветок, соскользнув на простыню, затих.
Надо же, как
просто: пока есть силы, наслаждаешься прекрасной песней. А не смог удержать в
руках… Остается просто ракушка. К ней можно, конечно, приложиться ухом, пытаясь
уловить отголоски былой мелодии.
– Вот. А ты
говоришь: чего обкурились? Мы обслушались. Его, знаешь ли, очень вредно слушать
в одиночку.
*
*
Прикольно! Прочитала на одном дыхании! Люблю истории про магию, мистику, ужастики. Но когда ещё и с юморком, то просто класс!
ОтветитьУдалитьО! У меня все ужастики про магию и с юморком. Вам должно понравиться :)
Удалить