3 Вот приедет барин...

     Суета в усадьбе Кременевских, начавшаяся накануне вечером, наутро возобновилась с удвоенной силой. За окнами только-только занялся сиреневый зимний рассвет, а в господском доме все уже были на ногах. Ну, почти все. Престарелая тетушка, разумеется, почивала, но оно и к лучшему. Только мешалась бы и совсем заморочила дворню своими распоряжениями. Горничные и сенные девушки и так уже с ног сбились, приводя дом в надлежащий вид.

     Хозяйка, Наталья Васильевна, позабыв о тоске и меланхолии, коим с упоением предавалась последние годы, энергично руководила уборкой и прочими приготовлениями. Вчерашнее письмо, доставленное не казенной почтой, а с нарочным, вернуло почтенную вдову к жизни. Шутка ли! Мальчик ее, Алешенька, возвращается в родовое гнездо! И не просто погостить, а насовсем.
     Сын составлял смысл жизни Натальи Васильевны, особенно – после кончины супруга. Такой способный, такой талантливый мальчик; истинная отрада для матери. Не то, что дочери, которых никак не удается сбыть с рук. Перестарки уже. Еще год-другой, и на замужестве обеих можно ставить крест. А все война проклятая… И женихов достойных увела за собой, и единственного сына.
     Алеша той страшной осенью тайком ушел из дома, чтобы присоединиться к армии, гнавшей француза по Старой Смоленской дороге. Ведь 16 всего было, сущее дитя. Тихий, послушный, домашний мальчик. Наталья Васильевна тогда просто слегла. Как можно представить ее Алешеньку на войне?! Ведь это же грязь, кровь, смерть… Ужас!
     Но мальчик ее золотой не зря родился в сорочке. Без единой царапины до майора дослужился, до самого Парижа дошел. И вот сегодня к обеду должен приехать. Времени – в обрез.
     – Что вы копаетесь? – напустилась Наталья Васильевна на девушек, снимающих чехлы с мебели в большой гостиной. – Через полчаса проверю: чтобы ни пылинки не было! Ни здесь, ни в столовой!
     Заглянув на кухню, где царила необычайная суета, она страдальчески сморщилась и поспешила откупорить флакон с нюхательной солью.
     – Почему пахнет капустой? Почему, я спрашиваю! Алексей Сергеевич не любит квашеной капусты. Я что вчера говорила? Пирожки с мясом, блины. Варенья достать из погреба, яблок моченых.
     – Барыня, – забубнила в оправдание кухарка, – я того… думала щи сварить…
     – Думала она! Никаких щей! Я заказывала грибную лапшу.
     Вот бестолочь! Столько дел, а все, как сговорились…
     Возок уехал встречать на ближайшую станцию еще затемно. Негоже барину возвращаться домой на перекладных. Надо бы отправить пару дворовых мальчишек по соседям: оповестить о радостном событии. Но это успеется, а то уже сегодня нагрянут с визитом. Алешеньке лучше отдохнуть с дороги в кругу семьи.
     Направляясь к себе, Наталья Васильевна услышала доносящийся из покоев тетушки настойчивый стук. Значит, проснулась, и теперь барабанит клюкой по полу. И ни одной горничной поблизости! Совершенно распустились. Вот что значит – нет в доме мужчины, хозяина. Ничего, голубушки: скоро вы вспомните и о порядке, и о должном почтении.
Грузная старуха, возлежащая на целой горе подушек, гневно уставилась на племянницу:
     – А где Глаша? – спросила она вместо приветствия.
     – Доброе утро, тетушка. Должно быть, в Алешиной спальне постель перетряхивает. Сейчас я ее пришлю.
     – Нет, постой, – скомандовала тетка. – Напомни-ка мне, в каком полку служит Алексис.
     – Не служит, а служил: он вышел в отставку. В Ахтырском.
     – Жаль. Лучше бы в Лейб-гвардии гусарском.
     – Да чем же, тетушка? – не поняла Наталья Васильевна.
     – У ахтырцев форма не такая красивая. Синее с красным куда лучше смотрится, чем с коричневым.
     Наталья Васильевна лишь молча закатила глаза. Господи! О душе пора подумать, а старая греховодница все гусарскими доломанами и чикчирами бредит. Вернее – тем, что обтягивают эти самые чикчиры. Наслышаны мы, тетушка, о ваших проказах в молодости…
     – Но ведь Алексис с самим Давыдовым служил?
     – Да, они вместе Париж брали.
     – Тогда ладно, – сменила старуха гнев на милость. – Ступай, Натали. Пусть Глаша умываться несет.
     К полудню усадьба преобразилась. Полы, окна, люстры, мебель, посуда, безделушки, – все сверкало чистотой и выглядело почти новым. Запущенный дом обрел праздничный вид и теперь томился в ожидании.
     Принарядившиеся дамы не отходили от окон, то и дело поправляя что-то в своих вышедших из моды туалетах. Тетушка, сидящая в любимом кресле, поминутно спрашивала, не едут ли. Дворня собралась возле тщательно отчищенного от снега парадного крыльца, которым давненько никто не пользовался. Чуть поодаль, храня почтительное молчание, переминались мужики и бабы.
     Но вот из-за поворота дороги показался бегущий во всю прыть мальчонка, которому велено было караулить долгожданного хозяина. Парнишку неуклонно догонял господский возок, запряженный парой гнедых. Наталья Васильевна с дочерьми, торопливо накинув шали, вышли на крыльцо. Вот и дождались…
     Кони, идущие размашистой рысью, лихо подкатили возок к дому. Красавец-гусар, не дожидаясь полной остановки, ловко спрыгнул на снег. Его открытое лицо с широко расставленными карими глазами разрумянилось от морозца. Крупный породистый нос, гордый поворот головы, шальной взгляд. Недаром про Кременевских говаривают, что кровь у них не с молоком, – с коньяком.
     Как же на отца стал похож: та же стать, та же улыбка под роскошными усами. Вырос почти на голову, в плечах раздался…
Привычно придерживая саблю, офицер взбежал на крыльцо, и тут на него со всех сторон накинулись с объятьями и поцелуями.
     – Ну-ну, полно. Что за слезы? – сдавленно басил Алексей Сергеевич. – Жив-здоров, так и плакать нечего…
     Господи, даже голос отцовский стал…
     Услышав звуки скрипки, которым совершенно неоткуда было взяться, Наталья Васильевна отстранилась от сына:
     – Что это?
     К дому приближались крестьянские розвальни, которые трусцой тянула понурая лошадка.
     – Совсем забыл! Maman, надо бы расплатиться с цыганами. Вы не поверите: от самого города за мной тащатся. Так надоели, все денег клянчат. А я как-то поиздержался дорогой. Прохор-то жив еще? – вдруг вспомнил он про старого камердинера отца.
     – Жив, Алешенька, – пролепетала Наталья Васильевна. – Только он теперь у нас истопником…
     – И чудесно!
     Алексей Сергеевич милостиво махнул рукой мужикам, бьющим ему земные поклоны, и прошел в дом. До обескураженных дам, оставшихся на крыльце, донеслись раскаты его баса:
      – Пр-рохор! Пр-р-рохор, вдоль тебя и поперек с присвистом!!! Баню мне, быстр-ро! Водки! Квасу! Двух девок поядренее! Нет! Лучше – трех!
     Наталья Васильевна промокнула платочком глаза. Ну, вылитый отец…