вторник, 9 января 2018 г.

2 Золотое Перо. Отрывок 5

       Настало время ещё что-нибудь тиснуть в блоге, и пусть это будет очередной отрывок из романа "Золотое Перо". Вот здесь предыдущий, если кому интересно. Герси, о которой идёт речь сейчас, является матерью Аскена. Вообще, "Золотое Перо" - самый большой роман из серии "Перекрёсток всех миров" и стоит несколько особняком, поскольку главные герои в нём другие.
 

Семья Герси была пришлой в городке, который населяли законопослушные чиновники и ремесленники. Да не только в городке – во всем этом мире, одержимом культом Золотого Пера, жители были такими же. Что такое Золотое Перо, зачем оно нужно, никто из обывателей не знал и даже вопросом таким не задавался. Никто Пера не видел, но все благоговели перед самим понятием. Верили и поклонялись ему истово, как любимому божеству, которого мало кому из простых смертных дано лицезреть и постичь. Важные жрецы храмов Золотого Пера делали вид, что знают. Такая у них работа, у жрецов любого культа. А уж насколько они действительно посвящены – вопрос веры, который всегда остается открытым. Главное, народ тут поклонялся Перу, а не какому-нибудь Мечу или Копью…
Родители пришли и поселились здесь незадолго до появления на свет Герси – старшей дочери и самой большой для них головной боли. Дело в том, что они, внешне ничем не отличаясь от местных жителей, людьми не являлись. Эта семья принадлежала к немногочисленной расе, которую ученые называют умным словом «полиморфы», а простые обыватели – оборотнями. Сами себя представители этого народа именуют «коллоджи»: многоликие. Они редко переселяются в другие миры, поскольку мало, где коренное население относится к оборотням терпимо. Исключение составляет лишь Перекресток – центральный мир, где по-доброму принимают всех, кто не нарушает общечеловеческих законов.
Но там родители обосноваться никак не могли, так как справедливо опасались преследования и мести со стороны своих соплеменников. А на Перекрестке ничего не стоит найти кого угодно – все на виду. Они же совсем не желали быть найденными и наказанными. Совсем наоборот: родители Герси стремились к тихой жизни там, где их никто не знает и не подозревает, кто они такие.
Так уж случилось, что отец умыкнул матушку из родительского дома буквально накануне свадьбы. Бракосочетание у пригожей девицы предполагалось вовсе не с ним, а с ее другом детства. Но за неделю до церемонии невеста познакомилась на базаре с веселым симпатичным парнем и с ужасом поняла, что совершила ошибку, согласившись войти в семью своего друга. Обоих, как рассказывали родители, пронзила насквозь одна и та же раскаленная стрела, заставив позабыть о покое. А свадьба надвигалась тяжелой поступью, торопя с принятием решения. Такие поступки не приветствуются нигде, а уж среди коллоджи, ценящих данное слово превыше всего, не прощаются никогда. В их мире срока давности для клятвопреступников не существует.
Чего стоили матери те несколько дней, оставшихся до соединения с хорошим и добрым, но в одночастье опостылевшим женихом, Герси могла себе представить, с детства видя серебряную прядь в ее каштановых кудрях. И отцу, насколько она знала, решение далось нелегко. Словом он ни с кем связан не был, но давно мечтал поехать учиться в знаменитый Университет Перекрестка.
В результате не состоялась ни свадьба, ни учеба. Когда влюбленные встретились в последний вечер, отец вел в поводу двух лошадей. На вторую – под дамским седлом – он потратил половину денег, скопленных на дорогу до Университета. Мать, улизнувшая из дома, в чем была, с пустыми руками, говорила, что как увидела его с двумя конями там, где заканчивался сад родительского дома, сразу почувствовала себя легко и свободно. Груз вины и сомнений свалился с плеч. Девушка молча приняла поводья и поднялась в седло. Влюбленные гнали лошадей почти без остановок двое суток, пока не пересекли Порог. И никогда не жалели о своем выборе.
Герси не раз слышала эту историю, родители любили вспоминать начало своей совместной жизни. Этот мир они не искали специально, просто он оказался подходящим. По дороге влюбленная пара тщательно заметала следы, меняя внешность перед каждым селением. И коней сменили не раз. Городок привлек молодых тем, что стоял в стороне от больших дорог, а его жители не были любопытными. Ну, приехали новые люди и приехали. Отстраивают себе полуразвалившийся заброшенный дом на окраине, который им разрешил занять городской голова, – и ради бога. Леса вокруг хватит и на дом, и на забор вокруг него. Чего-чего, а дармового леса никому не жалко.
Герси, появившаяся на свет в том же году, была старшей из троих детей, но ей частенько казалось, что она у родителей одна. Двое младших братьев-погодков были настолько дружны между собой, что почти не замечали ни сестру, ни мать с отцом. Они жили, выше головы увлеченные своими важными мальчишескими делами, которыми ни с кем не желали делиться, а Герси росла сама по себе. Подруг у нее не было: соседские девчонки сторонились дочери пришлых. Жизнь каждой семьи в этом городке протекала за высоким забором и пересекалась с другими жизнями разве что во время больших праздников.
Таковых в году имелось четыре, и все они были связаны с солнцем: весеннее и осеннее Равноденствия, а также зимнее и летнее Солнцестояния. Только в эти дни нарядные горожане, высыпая на улицы и площадь, замечали ближних и смирялись с их существованием. Мать говорила, посмеиваясь, что аборигены и головы-то моют лишь накануне праздников. Да, похоже, так оно и было. У них-то во дворе отец построил отличную мыльню, которая топилась не реже раза в неделю. А от братьев, ходивших в городскую школу (девочкам здесь учиться не полагалось), Герси слышала, что на их промытые волосы с удивлением таращатся не только одноклассники, но и учителя.
Девочка редко покидала подворье, а уж одну ее вообще никуда не отпускали: только с родителями или хотя бы с одним из них. Мать с отцом откровенно боялись оставлять ее без присмотра, утверждая, что старшая дочь больна. Сама она не чувствовала и не считала себя больной – как раз наоборот, но спорить со старшими Герси и в голову не приходило. С раннего детства родители без устали внушали своим чадам, что они должны быть очень осторожными, особенно на людях. Ведь они не такие, как все вокруг, и ни в коем случае не должны себя выдать, иначе семье придется бежать в поисках другого пристанища. А где гарантия, что на новом месте будет лучше и безопаснее? Это еще родители старались не сгущать краски, умалчивая о том, что побег может и не удаться. Ведь осиновые колья и серебряные пули поогают не только против сказочных вампиров и оборотней. Эти излюбленные суеверными народами средства кому достанутся, того и упокоят навеки.
Только на своем дворе, за сплошным высоким забором, семья коллоджи могла позволить себе роскошь вспомнить о своей природе. То есть, при желании менять облик, превращаясь в других людей или животных. За воротами детям было строго-настрого запрещено даже думать о перевоплощениях. Ведь они еще малы и плохо контролируют свои желания. Смена облика могла произойти просто по случайности, неосознанно.

Девочке было лет пять, и в семье только что появился третий ребенок, когда мать с ужасом заметила, что Герси чересчур эмоционально реагирует на полнолуние. Подолгу, не отрывая глаз, смотрит на луну, плохо спит в такие ночи, без причин плачет и капризничает. Муж разделял ее тревогу, поскольку оба прекрасно знали, что означает поведение Герси. Есть такая болезнь у коллоджи: одержимость луной и волком. Недуг редкий и плохо поддающийся лечению. Причем, если мужчину еще можно исцелить – в хорошем стационаре, под присмотром опытных психиатров, – то женщина обречена до конца своих дней оставаться вервольфом.
Стараясь не поддаваться отчаянию, родители делали все возможное, чтобы не допустить перерастания болезни в активную стадию. Поначалу с приближением опасных ночей укладывали Герси спать с собой, давая ей снотворное. Когда же девочка подросла, осторожно объяснили ей, что происходит. И не ленились постоянно твердить об этом и уговаривать дочь не поддаваться болезни, сопротивляться желанию обернуться именно волком. Обезьянкой, козочкой, маленькой лошадкой – пожалуйста. Но только не волчицей!
Нельзя сказать, что Герси испугалась. Да, она знала, что прекраснее полной луны ничего на свете нет. Что когда она смотрит на серебряный диск, он кажется чьим-то лицом, и ее охватывает одновременно восторг и тоска. А еще – желание убежать. Родители почему-то считают это болезнью. Что же, она приучена слушаться старших во всем. Герси безропотно пила успокаивающие отвары и старалась даже не подходить к окнам лунными вечерами.
Ей не бывало скучно дома. Девочка играла с тряпичными куклами, охотно помогала матери по хозяйству, освоила разные женские рукоделия, а еще – много читала: грамоте ее учили все понемногу. Жилось хорошо, почти беззаботно. Но вот как-то, сидя летним вечером на крыльце с шитьем, Герси услышала через открытое окно разговор родителей.
– Замуж ее надо, и чем скорее, тем лучше, – озабоченно говорила матушка. – За серьезного взрослого человека.
– Думаешь, поможет? – хмыкнул в ответ отец.
– Должно помочь и уж точно не помешает. Если засидится в девках, болезнь обязательно обострится. А замужем любая дурь из головы быстро выветривается.
– Это ты про себя говоришь?
– И про себя тоже, милый. Ты не согласен?
– Почему же? Муж за девочкой присмотрит, и сама Герси будет стараться: хозяйство, дети. Тут уж не до баловства. Решено: на ближайшем празднике заявим ее как невесту.
Герси сидела ни жива, ни мертва, скомкав рукоделие вспотевшими руками. Вот, значит, как! Собираются выставить скорбную головой доченьку на ярмарке невест, которые проводились каждый сезон, во время праздников. Она почему-то всегда была уверена, что повторит путь родителей. То есть, встретит когда-нибудь свою любовь и последует за ней, пронзенная насквозь огненной стрелой. Почему должно быть иначе? Как могут они, с такой теплотой рассказывающие о своей встрече, желать дочери другой доли? Оказывается, могут. Разговор в родительской спальне продолжался:
– Герси славная девушка, но нельзя назначать за нее большой выкуп, а то желающих не найдется, – заявила матушка, и отец с ней полностью согласился.
Да-да, конечно: невысокая, хрупкая Герси слыла среди горожан если не дурнушкой, то уж точно не красавицей. Так, недоразумение глазастое. Здесь ценились крупные и пышные девицы: чтобы и спереди, и сзади было за что подержаться. При таких вкусах ее точно задорого не продашь, придется сбывать с рук по дешевке.
Колючий ком обиды мешал дышать, а слезы часто капали на почти готовую сорочку. Стараясь не шуметь, Герси на цыпочках прокралась в свою комнату и только там перестала сдерживать рыдания. До осеннего праздника оставалось чуть больше месяца. «Ну и пусть, ну и ладно, – бестолково кружились в голове злые мысли – Чем хуже, тем лучше!» Выкупит ее какой-нибудь бедняк или скупердяй, которому на дорогую жену денег жалко. А она возьмет да утопится или убежит, куда глаза глядят! Вот тогда все поймут, что натворили, и станут горевать. Да только поздно будет.
В тот же вечер, за ужином, родители объявили о решении выдать Герси замуж. Братья противно захихикали, толкая друг друга локтями, но быстро притихли под строгим отцовским взглядом. Герси все же набралась смелости спросить, не поднимая глаз от своей тарелки:
– Но почему так рано, мама? Мне всего пятнадцать…
– Тебе уже пятнадцать, девочка. И по обычаям этого мира ты можешь выходить замуж. А мы должны соблюдать здешние обычаи. Ведь тебя не обязательно сразу же кто-то выберет. С каждым годом твои шансы на замужество будут уменьшаться, милая. А женщина должна быть замужем, это закон, – твердо заявила матушка.
Проглотив слезы, чтобы не веселить лишний раз вредных братцев, Герси промолчала. И еще слова матери неожиданно вселили в девушку надежду. Может, никто на нее, такую неказистую, и не позарится, не захочет кровные денежки выкладывать? И тогда она сможет продолжать дожидаться своего суженого. Ведь есть же где-то он – тот, кто предназначен только ей. Так написано во всех книгах, которые она читала. А в книгах никогда не пишут чепухи, они слишком драгоценны для этого.
Пришедшая в голову утешительная мысль даже заставила Герси на время забыть об обиде на родителей. Но эта заноза напомнила о себе, когда мать, с некоторым удивлением наблюдавшая за ней, примерно через неделю заметила:
– Я рада, дочка, что ты понимаешь: мы с отцом желаем тебе только добра.
Герси, месившая тесто на пироги, взмахнула припорошенными мукой ресницами, вскинув на нее светло-карие глаза:
– Да, но не такого, как себе. Верно, матушка?
– Попридержи язык!
Окрик родительницы прозвучал слишком резко. Не исключено, что она чувствовала вину перед дочерью, еще совсем девчонкой. Жалко все-таки отдавать неизвестно кому. А что делать? Еще год-два, и отвары не помогут. Не связывать же ее…
– Слушаюсь, матушка, – потупилась Герси. Но все же не сдержалась, ляпнула. – Разве твои родители не желали добра тебе?
Мать прищурилась, и по ее раздувшимся побелевшим ноздрям девушка поняла, что зашла слишком далеко.
– Мало мы тебя в детстве пороли, милая. Уж слишком, видно, добры, – процедила родительница. – Да, наша с отцом вина велика. Мы от нее бежали, но не смогли убежать совсем. И наказаны тобой, твоим недугом. В любом случае не тебе нас судить. И запомни-ка еще одно наставление, оно наверняка пригодится. По-настоящему умная женщина ни перед кем не покажет своего ума и норова. Только в этом случае ей будет легко жить.
– Я запомню. Спасибо, матушка.
– Смотри у меня! Мы с тебя глаз не спустим.
И ведь сдержала маманя на сей раз свое слово: глаз не спустили. И дверь, и окна в комнате дочери запирали снаружи. Герси враз почувствовала себя чужой в отчем доме и даже почти захотела замуж. Все равно за кого, лишь бы отсюда, где с этих пор ей не стало никакого житья.
*
Мои электронные книги можно найти
здесь 




2 комментария: