0 Вернуться до снега. Отрывок 5

Итак, господа Каширины отдыхают на горнолыжном курорте...

Потрескивание сосновых поленьев, без суеты сгорающих в камине, смешивалось с еле слышной скрипичной мелодией. Точно так же легкий запах смолы ненавязчиво вплетался в кружево, состоящее из духов и пряности глинтвейна, остывающего в стеклянных чашах. Широкое и низкое окно с видом на озеро зашторено было небрежно. Зазор между портьерами позволял молодому месяцу заглядывать в гостиную, которую освещал только камин. Месяц, зацепившийся верхним клыком за хвою причудливо изогнутой ветки, казался огромной серебряной серьгой. Даже чуть покачивался в такт музыке.

 

Если встать и подойти к окну, можно увидеть сразу два звездных неба: над горами и в озере. Но вставать и любоваться красотами ночи в настоящий момент никому не хотелось. Петрович, облаченный во что-то вроде короткого кимоно, полулежал на шкуре белого медведя, прислонившись плечами к низкому креслу. Медведь при жизни был – дай боже. На просторах его лохматой шкуры хватило бы места баскетбольной команде – если б ее члены не очень вытягивали ноги. Но супруги Каширины сейчас были одни и могли позволить себе самые раскованные позы.

Галина, едва прикрытая полупрозрачной черной шалью, вольготно раскинулась на шкуре ногами к огню. Изголовьем ей служила шелковая подушка, положенная на медвежий затылок. Левой рукой, закинутой за голову, дама томно перебирала ухо медведя. Правая была занята чашей с глинтвейном, сквозь который Галина смотрела на огонь. Хорошо вот так лениво молчать в объятиях полумрака и тепла от камина, пока невесомое тело лелеет воспоминания о других, куда более жарких и бурных объятиях. После дня, проведенного на лыжах, после знатно протопленной сауны…

– Что-то сегодня фейерверков не было, – подал голос Петрович.

– Ведь никто с большого трамплина так и не решился сигануть, – откликнулась Галка, сделав глоток глинтвейна. – Много новеньких понаехало, ты заметил?

– Как не заметить, если все лыжни истоптаны ботинками?

– Завтра будут, как новенькие, за ночь обслуга все поправит. Хорошо, что мы сегодня ни на какие танцы-шманцы не пошли…

– Напомни мне: почему? – невинным тоном осведомился Игорь, подливая жене горячего вина из кувшина.

– Фирма «Ясукин-сан» продолжает процветать, – хихикнула Галина. – Да, мне лениво было придумывать себе новое вечернее платье. Кто гонял меня сегодня, как сидорову козу?

– Коза не очень-то огрызалась на погонщика.

– Мне здесь нравится, счастье мое. Уж на что не люблю зиму, но у этого озера, в этих горах жила бы и жила. Только знаешь…

– Что? – насторожился Игорь.

– Показалось, что прошлой ночью по дому кто-то ходил.

– Да ну? А чего молчала?

– Я не уверена. Сквозь сон почудилось, будто большая собака стучит по полу когтями.

– Чушь.

– Конечно, чушь, – покладисто кивнула Галка. – Здесь всего две комнаты. В одной мы спим, а в этой весь пол занимает шкура, по которой даже слон пройдет бесшумно. Терраса не в счет, оттуда ничего не слышно.

– В проспектах говорится о неких сюрпризах, – задумчиво протянул Петрович, – которые призваны разнообразить отдых.

– Я же не ропщу, пусть разнообразят.

– Но если услышишь еще, разбуди меня.

– Чтобы нарваться на «какого черта?!» Это – в лучшем случае. Мы не в заколдованном замке проживаем. А привидения, даже если их сюда специально импортируют, безопасны по определению.

– Ладно. Я проверю все запоры. Но – чуть позже. Сейчас, мадам, судя по всему, вы нуждаетесь в лишней порции снотворного. Чтобы не слышать ночью посторонних звуков.

– Лишней? – вздернула бровь Галина, скрестив ноги.

– Неудачно выразился, прошу прощения. Ваш покорный слуга, мадам, имел в виду дополнительную порцию.

Отобрав у жены полупустую чашу, Петрович поставил ее на пол возле каминной решетки. Движение вышло слишком резким, и несколько капель вина пролилось, оставив на мехе рубиновое многоточие. Рука Игоря смахнула невесомую шаль и легла на колено супруги. Галина сладко потянулась, предвкушая начало долгого путешествия. Эти руки и губы умеют увлекать за собой – бережно и властно, не спеша, и по самым разным маршрутам…

Ее рассеянно блуждающий взгляд остановился на окне.

– Чего дергаешься? Я, вроде, ничего такого еще не сделал, – проворчал Петрович ей в пупок.

– Какая-то сволочь подсматривает в окно, – шепнула Галка.

– Изувечу. Кого ж это на чужую эротику потянуло?

Не меняя позы, он очень медленно повернул голову. Снаружи к стеклу прилипла отвратительная рожа: с раздавленным в пятак носом и горящими от возбуждения круглыми глазками. В деталях любителя интимных сцен рассмотреть не удалось из-за недостаточного освещения. Но волос он имел слишком много – как на голове, так и на лице. Петрович аккуратно нашарил одну из подушек, разбросанных по шкуре, и запустил ею в окно. Верно поняв намек, наблюдатель ретировался.

– Что-то не припомню я в здешнем Раю таких волосатых, – задумчиво заметила Галина.

– Наверно, кто-нибудь из свеженьких. Приехал под вечер, пошел гулять после ужина. А тут веселые картинки показывают.

– Коттедж стоит на высоком фундаменте и завалинки не имеет. Какого же роста должен быть этот любитель эротики? Не на ходулях же он прогуливается.

– Завтра пойду скандалить с администрацией, – мрачно посулил Игорь. – Что за условия для культурного отдыха? Ночью когтями стучат, вечером носопырками окна выдавливают. На чем мы остановились, дорогая?

Но Галка в ответ со смехом покачала головой:

– Это я напомню тебе в спальне. Развлекать народ меня как-то не тянет.

А уже почти под утро, когда все мыслимые порции снотворного были выданы и усвоены, а месяц, покинув усеянную звездами сцену, отправился наращивать бока, она проснулась. За дверью, ведущей в гостиную, опять слышалось легкое постукивание когтей по половицам. Кто-то бродил там, тоскливо вздыхая и время от времени натыкаясь на мебель.

Защита, полученная от джинна, давно избавила всех Кашириных от страха перед физической опасностью. Поэтому из всех возможных чувств у Галины в сей поздний час проснулось только любопытство. Но ее недреманная лень была куда сильнее. О том, чтобы встать и проверить, кто там шатается, не могло быть и речи. Надо бы разбудить Петровича, тем более что он сам просил об этом. Но насильственное пробуждение среди ночи у мужа обычно случалось громким. Шум наверняка вспугнет «привидение» с когтями. И жди тогда следующей ночи…

Цокот и вздохи за дверью не прекращались. После недолгих размышлений Галка повернулась на бок лицом к двери. Опустив руку с кровати, она поскребла ногтями по полу, будто подзывая кошку. Шаги стихли. Галина поскребла еще раз, погромче. «Привидение» медленно приблизилось и засопело в щель неплотно закрытой двери.

– Кис-кис-кис, – шепотом позвала Галка.

Дверь тихонько скрипнула, отворяясь. В спальню проник слабый красноватый свет от камина, в котором еще продолжали тлеть угли. А вместе со светом – размытая, странно колышущаяся тень. Она стала приближаться (цок-цок), гоня перед собой легкую волну запахов, прихваченных из гостиной: табак, духи, вино. Ни озоном, как от призраков, ни зверем, живым или мертвым, отнюдь не пахло. Холодок, собравшийся прогуляться по Галкиной спине, передумал и рассосался.

Цок, цок, цок… Тишина. И что-то довольно увесистое со вздохом опустилось на бедро женщины. Крепко вцепившись в это нечто рукой, Галина зажгла бра над изголовьем и одновременно лягнула пяткой мужа.

Дословно воспроизвести последовавший взрыв эмоций не представляется возможным из этических соображений. Вот слегка сокращенный и адаптированный вариант:

– Брать! Брать вас всех, не перебрать! Ёханый малахай! Какого буя?! Издеваешься, любовь моя? – в этом месте рев раненного буйвола стих настолько, что опасность схода снежных лавин миновала. – Что, замерзла в одной койке с мужем и потому решила притащить для сугрева шкуру?

Незадолго до окончания на редкость прочувствованного выступления Галка начала истерически подхихикивать. Причина для такого поведения имелась весомая – во всех смыслах слова. Ее кулак сжимал не что иное, как ухо медвежьей шкуры, на которой супруги так весело и приятно проводили вечера. Оскаленная морда медведя тупо смотрела в потолок глазами из черного стекла. Галина разжала пальцы, и тяжелая голова некогда грозного хищника соскользнула на пол. Шкура бесформенной лохматой кучей лежала возле кровати. Как можно поверить, что она сама сюда пришла?

– Ты что-нибудь понимаешь? – спросила Галка умолкшего мужа.

Ответом ей был возмущенный взгляд, в котором ясно читалось: в это время суток?! Игорь с ворчанием встал и, обойдя кровать, несколько раз пнул шкуру босой ногой. Бывший медведь безропотно снес экзекуцию, не проявляя никаких признаков жизни.

– Дурдом, – кратко подвел Петрович итог под своими размышлениями.

Он взял шкуру за лапу и как был, в одних трусах, выволок ее из спальни. Вернувшись через несколько минут замерзшим, супруг быстро юркнул под одеяло.

– Оттащил это ненабитое чучело на террасу, – сообщил он. – Никогда не слышал о ходящих шкурах. А ты?

– Нет, конечно. Только читала в детстве. Надо завтра Ленке позвонить. Пусть выяснит, что бы это значило. Не смей греть об меня ноги!

– Так больше не об кого, – обиделся Игорь.

– Ну-ну, не плачь. Со временем сами согреются. Это жестоко, счастье мое: прислонять к жене ледяные пятки.

Постепенно засыпая на плече Петровича, она улыбалась. Господи, какая смешная чушь! По комнатам бродит, поводя пустыми боками, медвежья шкура. Стоит дома завести парочку таких, – подкладывать в номера особо неприятных постояльцев.

* 

Мои книги можно приобрести здесь.