пятница, 9 мая 2014 г.

20 Любовный треугольник с мелкой сучкой

Этот рассказ был начат давно, потом заброшен, потом продолжен, снова заброшен, опять начат... Сегодня я нашла его и всё-таки закончила.

Бредущий по улице Лёша Горчев до того красноречиво олицетворял сейчас сразу оба своих прозвища – Гора и Горе, – что все встречные непроизвольно втягивали головы в плечи и зажмуривались: авось, пронесёт. После недавнего дождя и без того неширокий тротуар практически лишал свободы маневра людей, робко мечтающих разминуться с восемью пудами мрачного отчаяния, не пополнив при этом коллекцию телесных и душевных травм.

Горем Лёшу нарекла ещё воспитательница в детском саду – за его необъяснимую способность как притягивать к себе, так и генерировать для ни в чём не повинных окружающих всяческие неприятности. И ведь не был Лёшка неуправляемым хулиганом – напротив! Уравновешенный, вежливый, дружелюбный. Но… В руках у него ломалось и горело всё, вплоть до самых прочных и негорючих предметов. А сам Горчев, будучи бесконфликтным на генетическом уровне, почему-то постоянно оказывался в эпицентре всевозможных разборок и скандалов. Семья, состоявшая из мамы и бабушки, тихо радовалась, что мальчик вопреки всему жив, здоров и даже как-то ухитрился не спалить квартиру дотла.
Класса с девятого Лёшу стали величать ещё и Горой, поскольку вымахал он под два метра и был, благодаря занятиям тяжёлой атлетикой, отнюдь не субтильным акселератом. Позавчера Алексею Горчеву исполнилось тридцать, и жизнь для него кончилась.
Лёша Гора-Горе косолапо загребал прямо по лужам кроссовками сорок последнего размера, угрюмо глядя на сизаря, который вот уже полквартала суетливо метался перед ним вместо того, чтобы убраться с дороги. Впереди раздалось визгливое тявканье, и тучный голубь всё-таки взлетел, едва не врезавшись в пожилую женщину, пытавшуюся обойти Гору, а заодно и лужу, по более-менее сухому бортику. Тётка, шарахнувшись от безмозглой птицы, выронила набитые кошёлки. В одной, судя по звуку, было что-то стеклянное. Но Лёша и ухом не повёл в сторону эксклюзивного мата, которым пострадавшая оплакивала покупки: его внимание было приковано к невысокому человеку, шедшему метрах в ста впереди. Точнее, не к самому человеку, а к пудельку лекгомысленно-абрикосовой масти, которого тот вёл на поводке. С некоторых пор Алексей считал мелких собачонок самой изощрённой божьей карой.
Обогнавшая Горчева легковушка нарочно вильнула ближе к тротуару, чтобы окатить человека с пуделем водой.
«Вот ведь гад! – подумал Лёша. – Парню и так несладко с этой мелочью».
А парень-то оказался не промах. Схватив кстати подвернувшийся под руку обломок кирпича, он точным броском разбил заднее стекло машины. Лёша ускорил шаг, потому что автомобиль, зло взвизгнув тормозами, остановился, и из него вышел весьма разгневанный и неслабый водитель. Да не просто так, а с бейсбольной битой наготове.
Парень, мокрый с ног до головы, спустил пуделя с поводка и ласковым пинком направил его в сторону газона, а сам встал у края тротуара, поджидая мстителя. Кого-то он Горчеву смутно напоминал, этот смельчак.
Владельцу изуродованной машины пришлось прыгать через широченную лужу, из которой он и окатил прохожего. Тот не стал дожидаться завершения прыжка: ловко достал своего обидчика ногой, и мужик рухнул.
– Ты – покойник! – взревел он, приводнившись на спину.
Лёша наконец-то поравнялся с участниками конфликта и узнал того, к кому спешил на помощь: это был Саня Левяков из параллельного класса. Давно не виделись, с выпускного вечера. Остановившись рядом, Горчев поинтересовался вполголоса:
– У тебя проблемы, Сань?
Тот скосил на нежданную подмогу прищуренный глаз и весело оскалился:
– Привет, Гора. Да вот, похоже, товарищ терпила чем-то недоволен.
Они стояли рядом, одинаково засунув руки в карманы, и наблюдали, как посрамлённый терпила выбирается из лужи, садится в машину и отчаливает с поля брани.
– Будет знать, сукин сын, – усмехнулся Лёша, глядя вслед автомобилю.
– Гора, я – мент, – со вздохом пробурчал Саня. – А потому не верю в раскаяние и точно знаю, что подлость не лечится. Да хрен бы с ним. Спасибо, дружище. С меня пивасик. Ты не торопишься?
Лёша не любил пиво, но торопиться ему было решительно некуда, а расставаться с хорошим человеком вот так сразу не хотелось. Подозвав пуделька, Саня взял в ближайшем ларьке две полторашки «Охоты» и большой пакет чипсов.
– Вон за теми домами сквер есть, – указал он на другую сторону улицы. – Там беседка такая уютненькая. Пойдём, а то опять что-то на дождь тянет.
Вспугнув недовольную вторжением парочку, однокашники устроились в беседке.
– Ты какими судьбами в наших краях? – поинтересовался Левяков. – Или тоже переехал сюда?
Алексей потупил тоскливый взгляд, которым провожал возмущённую парочку, и неопределённо пожал плечами:
– Да так… Бываю время от времени. А откуда это недоразумение? – кивнул он на собачонку. – В школе, помнится, у тебя ротвейлер был.
– Наследство от бабки, – хохотнул Саня. Сделал пару длинных глотков из горлышка, вытер губы тыльной стороной ладони и добавил. – Сам не люблю мелюзгу, но не выкидывать же? Он забавный. Правда, жена недовольна: обувь грызёт, засранец. Боцман! Фу! – гаркнул он на пуделя, который затеял активные раскопки возле беседки. Тот напустил солидную лужу, забыв поднять лапу, и свернулся сконфуженным клубочком у ноги хозяина.
– Лихо! – вздохнув, Лёша присосался к своей бутылке. Он не умел повышать голос даже в случае крайней необходимости. Хмельное пиво наотмашь ударило в непривычную голову.
– Бабуля псину разбаловала до неприличия, вот и приходится строить, – отозвался Левяков. Помолчал, хрустя чипсами и разглядывая нежданного собутыльника, а затем радушно предложил. – Колись, Гора, не томи уж. Сейчас самое время исповедаться, а то через пару часов начнётся футбол. Я себе вовек не прощу, что не провёл среди тебя профилактику преступности.
– Ты о чём, Сань? – поперхнулся Горчев.
– Либо себя порешишь, либо ещё кого. Я вижу. И не спорь.
Лёша издал ещё один тяжкий вздох, которым чуть не сдуло задремавшего пуделька:
– Ну… Мне вот такое же босикомое убожество всю жизнь пустило под откос. Ты прав – хоть в петлю…

Лёша буквально обожал свою Люсьену. Люсю. Рослая, крутобёдрая шатенка с задумчиво-дымчатым взглядом и ямочкой на левой щеке определённо была создана кем-то из языческих богов для того, чтобы Алексей Горчев обрёл-таки земное счастье.
Люся далеко не сразу снизошла до неуклюжего воздыхателя. Не поощряла его ухаживаний, но и не гнала. Молча позволяла нести за собой сумку, возвращаясь домой с тренировки по синхронному плаванию. Спокойно, без каких-либо объяснений, отклоняла или принимала приглашение сходить в кино. Иногда рассеянно брала ухажёра под руку, и в эти редкие минуты Лёша таял, словно пломбир на солнцепёке. Бережно вёл ненаглядную, подстраиваясь под её лёгкий шаг, и мысленно благодарил судьбу за ниспосланное чудо. За радость быть рядом с любимой, вдыхать тёплый запах её волос и видеть тень улыбки, скользящую по сочным губам.
До Люси если и везло Горчеву с девушками, то от силы полчаса в каждом конкретном случае. Эти непостижимые создания почему-то боялись Лёшу, категорически не желая вглядываться в глубины его ранимой души, томящейся под скорлупой грубой внешности. А Люсьена при встрече запросто выдыхала: «Привет, Лёшик!», и за одно это парень был готов немедля свернуть Гималаи, чтобы из обломков построить дворец для любимой.
Решающую роль в развитии отношений сыграл подарок на 8 Марта. Забраковав традиционные букеты, Лёша преподнёс даме сердца цветущую азалию – неимоверной красоты бонсай. Люсина матушка шепнула тогда онемевшей дочери:
– Хватит кочевряжиться, дурёха. Сразу видно: мужик основательный. А вдруг он в следующий раз баобаб припрёт от избытка чувств?
Люсьена оказалась послушной дочкой и, слегка оправившись от потрясения, согласилась перебраться к Алексею. Его безбрежную радость омрачало только то, что в багаже Люси, помимо личных вещей и бонсая, обнаружилась Долли – карикатурного вида собачонка. Как выяснилось, любимая души не чаяла в этой псине, имеющей на редкость вздорный характер и считающей Люсьену своей собственностью.
– Убожество редкое, Сань, – рассказывал Лёша, мрачно налегая на пиво. – Вообще без шерсти, только на башке седой «ирокез». Ноги, как спички, хвост крысиный, вся в розовых пятнах по серому полю. Чихни на эту сучку – рассыплется на запчасти…
– Перуанская голая, что ли? – хмыкнул Левяков. – Здесь неподалёку гуляет с такой одна деваха. Фигуристая…
Лёша насупил брови, и собеседник осёкся под его тяжёлым взглядом.
Перуанская или ещё какая голытьба целенаправленно отравляла хозяину дома жизнь, игнорируя его неумелые заигрывания. Врагом номер один основательный мужик стал, оккупировав место рядом с Люсей, на котором раньше по ночам безмятежно дрыхла Долли. Доставалось и Люсьене, которой стервозная суконка не могла простить чудовищного вероломства. Подумайте только: изгнать её из постели, предпочтя этого… этого…
Словом, Лёша радовался, что не понимает по-собачьи. Ему было достаточно интонаций. Стоически не обращая внимания на измусоленные тапки и ободранную когтями входную дверь, Горчев раз за разом обрабатывал зелёнкой укусы на своих и Люсиных лодыжках и лелеял трепетный огонёк счастья, тлеющий чуть правее сердца – там, где живёт душа.
Первый конфуз, побудивший Долли сбавить обороты в гонке вооружений, а Люсьену – заподозрить любимого в жестоком обращении с животными, случился на прогулке. Люся тогда температурила, и Алексей один выгуливал вечером тонконогую голытьбу. На пустыре, за гаражами, где обычно тусовались местные собачники, бесноватая Долька стала бросаться на мастиффа, одна башка которого была крупнее всей её хлипкой конструкции. В расчёте на то, что двуногий болван, которому доверили сопровождать на прогулке благородную собакессу, крепко держит поводок, Долли рвалась в бой, исходя визгливым лаем в полушаге от носа противника. Мышастый мастифф по кличке Гамлет безучастно взирал на горластую малявку, свесив голову набок и приоткрыв слюнявую пасть.
Тут Горчева стегнул по ногам хвостом пробегавший мимо дог, и он нечаянно отжал кнопку поводка-рулетки. Наступила вожделенная тишина, поскольку та часть Долли, которая предназначалась для брёха, глубоко увязла в пасти мастиффа. Собственно, только задние лапы и хвост этого теплокровного кузнечика и остались дёргаться на свежем воздухе. Обескураженный Гамлет свёл глаза к переносице, скривился и выплюнул непрошенную закуску на траву. Тихонько икая, та свернулась на вытоптанной траве эмбрионом неизвестного науке животного.
Крепко пожав хозяину мастиффа руку, Лёша взял Долли двумя пальцами за шкирку и отнёс к пруду, в котором долго отмывал её от липких слюней. А затем заставил пару раз пробежаться вокруг пруда, чтобы ирокез обсох. На остальные части тела голой сучки пришлось извести почти новый носовой платок.
Люся при виде загнанной и непривычно тихой любимицы схватилась за голову:
– Что ты с ней сотворил, изверг?!
– Да ничего! Мотоциклиста она испугалась, – неубедительно врал изверг, будучи не в силах сказать правду. – Сорвалась с поводка, насилу догнал у пруда…
– Ну-ну, – процедила Люсьена, пряча своё сокровище за пазуху, чтобы оно перестало трястись, согревшись под махровым халатом. – У пруда или в пруду? От неё тиной пахнет!
– Лапы малость замочила…
На остроносой мордочке Долли, выглядывающей из убежища, было написано презрение таких масштабов, что Лёша окончательно сник, бормоча нечто несвязное. Конечно, Люся не поверила ему. Но вредная суконка с тех пор не претендовала на звание владычицы мира и почти перестала хватать нерадивую челядь зубами за пятки. Горчев счёл, что отделался сравнительно легко: всего на одну ночь его место рядом с Люсей заняла недожёванная мастиффом Долли.
– Считай, повезло вашей истеричке, – хохотнул Саня. – Питбуль, к примеру, её бы запросто перекусил. Но это ведь только начало, как я понимаю?
– Правильно понимаешь. Потом я её в мусоропровод спустил. Да нечаянно! Или ты не веришь?
– Я-то верю, Гора. Верю.
Аристократическое происхождение отнюдь не мешало Долли иметь плебейские привычки. Почему бродячие псы роются в помойках – понятно. По какой причине закормленная деликатесами собачонка регулярно инспектировала мусорное ведро, забираясь в него целиком, Лёша не постигал. Даже Люся, снисходительная к проказам обожаемой паршивки, ругала её за это, но отучить не могла. На выговоры Долька откровенно чихала, а крышка на ведре не могла остановить породистую помоечницу. Старались не накапливать мусор – только эта профилактическая мера позволяла хотя бы не каждый день мыть собачонку, которая, ко всему прочему, ненавидела водные процедуры.
Однажды Лёша проспал и собирался на работу впопыхах. Любимая ещё почивала: у неё был выходной. Уже в дверях Горчев спохватился, быстренько вытряхнул содержимое ведра в зев мусоропровода и бегом рванул на остановку. Через час ему позвонила Люся и срывающимся от паники голосом спросила, где Долли.
– Дома. Где же ещё? – ответил озадаченный Алексей.
– Нет её дома! Я уже обыскала всю квартиру! Когда уходил, она, наверно, мимо тебя наружу прошмыгнула!
Лёша задумался, мучительно морщась от звуков рыданий, доносящихся из трубки.
– Люсь, ну не плачь. Я бы заметил…
– Да что ты вообще замечаешь?! Когда я подстриглась, ты ни слова не сказал!
И Люсьена отключилась, оставив сердечного друга наедине с тяжкими мыслями: сколько же ещё любимая будет припоминать ту злополучную стрижку? И что вообще следует в таких случаях говорить?..
Нашлась драгоценная пропажа довольно быстро, Люся успела всего раза три обежать вокруг дома. От пуза попировав отбросами и повалявшись на далеко не стерильных подгузниках, Долли заскучала и принялась упражняться в пении. Жуткие звуки, на которые оказалась способна её лужёная глотка, посеяли панику среди жильцов, имевших несчастье тем утром оказаться дома. Даже Люсьена не узнала голоса своей любимицы, в чём тоже впоследствии был обвинён Лёша: до чего довёл собаку, негодяй!
– Ну, Горчев, смотри у меня! – сказала она тоном, не сулящим ничего хорошего, когда Алексей вернулся домой. – Твоё счастье, что всего второй этаж, и девочка не покалечилась.
Ветеринар, срочно вызванный на дом, когда исходящую басовитым воем девочку вызволили из темницы, сделал ей радикальное промывание всего пищеварительного тракта. Теперь любительница объедков, плашмя лёжа на диване, жалобно подскуливала и косилась на Лёшу слезящимся глазом.
После знакомства с мусоропроводом Долли начала демонстративно бояться Горчева: шарахалась, поджав хвост, стоило ему приблизиться, пряталась по углам и скулила так, будто ей прямо сейчас предстоит расстаться с жизнью. Все попытки Алексея хоть как-то наладить с псиной контакт терпели фиаско. Он подозревал, что мелкая сучка нарочно вредничает, чтобы разлучить их с Люсей. Уж очень мстительно Долька прищуривалась в сторону хозяина квартиры, когда Люсьена не могла этого видеть.
И ведь добилась своего! Неделю спустя любимая ошеломила Лёшу, объявив о решении вернуться к родителям. Он так и сел – благо, что мимо собачонки.
– Да как же, Люсь? А заявление в ЗАГС? Мы ведь…
Люсьена погладила его по вставшим дыбом вихрам и ласково, будто смертельно больному, сказала:
– Лёшенька, это – на время. Пусть Долюшка немного успокоится, забудет тот кошмар. Мы с тобой будем встречаться, а ЗАГС никуда не денется.
И назавтра уехала, оставив жениху отцветшую азалию да тоску того же оттенка, что и листья осиротевшего растения. На работе было ещё терпимо: за рулём рейсового автобуса не до меланхолии. А между сменами Горчев слонялся по квартире, которая вдруг стала удручающе пустой и гулкой. То и дело открывал шкаф, чтобы прижаться лицом к рукаву Люсиного пальто, пахнущего химчисткой. Поливал нахохлившийся бонсай и ловил себя на том, что скучает даже по задрыге Дольке. Спать вообще не мог. Ел что-то безвкусное – машинально, по привычке. Виделся с Люсей лишь дважды за полторы недели. Она приезжала по пятницам, и Лёша, которого не спасали долгие беседы по телефону, в эти дни чувствовал себя… Хотя бы чувствовал себя живым.
– Стоп! – бесцеремонно встрял в печальную повесть Левяков. – Дай-ка, угадаю: в следующий полёт ты отправил эту суку бадминтонной ракеткой?
Лёша поперхнулся пивом:
– Почему ракеткой? – прохрипел он сквозь мучительный кашель.
– Да слышал как-то или читал такую байку.
– Не совсем угадал.
– Тогда продолжай, – радушно предложил Саня и закурил.
Тут как раз подоспел день рожденья. Дата круглая, суббота – подходящий случай со всеми помириться и жить дальше по-человечески, пусть даже с противной собакой. И Горчев пригласил всё семейство любимой на шашлыки. Он знал чудесное местечко на берегу канала, где даже в выходные не бывало много народу. Люсина семья охотно приняла приглашение, и виновник торжества ликовал, пребывая где-то на полпути между шестым и седьмым небом.
В стремлении угодить гостям он готов был в лепёшку расшибиться. Собственноручно замариновал нежнейшую свиную шейку: с майонезом, по маминому рецепту. Купил хорошего вина, овощей, зелени и черешни с клубникой.
– Сань, я такую поляну накрыл – закачаешься, – уныло рассказывал он. – Прикинь: лесок, лужайка на самом берегу, классная погода, музычка, мангал, красное вино. Дамы возлежат на покрывалах, кавалеры поигрывают в волейбол. Я специально мяч прихватил: отец Люси увлекается. Все такие добрые, тосты говорят, шутят. Рай земной! И тут эта сука…
Долли, продолжавшая разыгрывать из себя забитую невинность, всё жалась поближе к Люсе, заодно не подпуская к ней именинника. Однако Лёша заметил, что мяч вызывает у собаки живейший интерес. Умяв несколько кусков сочного мяса, она неотрывно следила за игрой. Пару раз тявкала тоненько, но приблизиться всё не решалась.
– Долли-сан, хочешь поиграть? – заискивал перед ней Лёша, готовый на всё ради воцарения мира в семье.
– Алёш, оставь девочку в покое: она ещё тебя боится, – Люся ласково поглаживала по спине собачонку, трясущуюся от вожделения к нахально летающему красному мячу размером чуть больше неё самой.
И в один далеко не прекрасный момент «куколку», похоже, переклинило: вывернувшись из-под руки хозяйки, Долли молча рванула в атаку. Самого прыжка Лёша не видел – надо было отбить подачу потенциального тестя. Но они неотвратимо встретились в одной точке, почти у самой земли: бесноватая псина, мяч и оба кулака Горчева. Долька, судорожно обнявшая мяч всеми четырьмя лапами, по крутой дуге улетела в заросли ольхи, опережая собственный поросячий визг.

Леша укоризненно покосился на гогочущего Левякова:
– Смешно? А мне, между прочим, окончательно отказали от дома. А также от руки и сердца. Ёпрст!
– Охолони, Гора. Так это твоя Люсьена выгуливает здесь неподалёку перуанскую шмоньку?
– Ну… да, – зарделся Лёша.
– Тебе меня Всевышний послал сегодня, – Левяков торжественно отсалютовал бутылкой и опрокинул остатки её содержимого в глотку. – Идём, помирю вас. Я к твоей ненаглядной нагло пристану, а ты её спасёшь. Способ беспроигрышный.
– Ты пристанешь к Люсе? – с сомнением спросил Горчев. – Она всего на полголовы ниже меня.
– Зато я – брутальный, – хохотнул Саня. – И люблю крупных женщин. Шутка. Допивай и пошли, пока я не передумал.
Через четверть часа приятели, продравшись сквозь густые заросли сирени и калины, опоясывающие пустырь, которые облюбовали окрестные собачники, остановились посовещаться.
– Она? – уточнил Левяков, кивнув на рослую барышню, вокруг которой скакала мелкая голая псинка. Лёша кивнул, не отрывая тоскливого взгляда от героини своих беспокойных снов. – Вот и ладушки. Держи себя в руках, Гора, и бей не насмерть. Я пошёл.
Стоило спасителю приблизиться на десяток шагов, как над пустырём разнёсся мощный, хоть и мелодичный вопль:
– А-а-а! Уберите своего кобеля! У нас течка!
– Сударыня, не извольте беспокоиться, – брутально промурлыкал Саня, сосредоточив взгляд на бурно вздымающемся бюсте. – Истинный мачо…
Что он хотел сказать, осталось тайной для всех присутствующих – оратора сплющило будто тяжеленным молотом Тора.
Придя в себя, Левяков с хрустом вправил свёрнутую челюсть и мрачно обозрел из положения лёжа дело рук своих. Люсьена рыдала на широкой груди Лёши, который с виноватой улыбкой смотрел на поверженного однокашника. Чуть в стороне Боцман азартно трахал Долли. Её седой ирокез стоял дыбом, а выпуклые глаза напоминали об оголтелой белке из «Ледникового периода».
– Господи! Упаси меня от алиментного щенка, – простонал Саня, отползая в сторону кустов.
 

20 комментариев:

  1. Весело! Спасибо за хорошее настроение.

    ОтветитьУдалить
  2. Страсти и человечьи и собачьи...
    Прикольно! Прочла с удовольствием!

    ОтветитьУдалить
    Ответы
    1. Я очень рада. Тем более, что рассказ так тяжело и долго писался.

      Удалить
  3. Знаю, как приятно заканчивать давно начатую работу) Классный рассказ, смешной и живой получился!

    ОтветитьУдалить
    Ответы
    1. Да, висел он на моей писательской совести года три. И вот - готов! Рада, что вам понравилось :)

      Удалить
    2. гм.. три года, говоришь?
      надо у себя пошукать, такое впечатление, что где-то чего-то всяко завалялось, недописанное ")
      что-то мне шепчет внутрях. что так и есть

      Удалить
    3. Верь нутряному голосу - он не врёт :)))

      Удалить
  4. Прикольный рассказ.

    ОтветитьУдалить
  5. Может и смешно, но я почему-то очень сочувствовала главному герою.

    ОтветитьУдалить
    Ответы
    1. Да как же не посочувствовать такому славному парню :)

      Удалить