0 Кранты приходят сами. Отрывок 4

Ещё один отрывок. Мрачноватый такой, далеко не весенний. Ну, какой попался, тот и публикую.

 В этот раз все пошло наперекосяк с самого начала. Во-первых, пришлось просачиваться самому, потому что с той стороны никого не было, а это дольше и труднее. Во-вторых, выбросило Микайла не в самом удобном месте. Он бывал в ТОМ городе уже много раз и знал, что попасть может в несколько точек. И заранее не угадаешь, в какую именно. Это поначалу он думал, что переносится в разные города, но потом стало понятно, что город-то один, просто очень большой.

   Те два Выхода, что располагались ближе к центру, были лучше всего и для промысла, и для встреч с нужными людьми. Главное – избегать больших улиц, где сам он слишком выделялся. Эти широкие, ярко освещенные проспекты с оживленным движением Микайл предпочитал изучать, привычно спрятавшись за углом. Но в их окрестностях имелось достаточно переулков с удобными проходными дворами, подворотнями и тупиками, где крант чувствовал себя почти как дома.

   А существовали и другие Выходы, в которых было неплохо промышлять, но от центра города они располагались чересчур далеко. Транспортом же Микайл ТАМ не пользовался. Общественным было страшновато и дорого, а личным он не умел. Кто же научит простого кранта управлять машиной! То есть, в его распоряжении ТАМ были собственные жилистые ноги да «электрички», которые по ночам не очень-то ходили. И не везде на такой пассажирский поезд просочишься через кордоны, а где и как его покинуть, чтобы не нарваться на контроль, – тоже места знать нужно.

   Шагнув из стены, Микайл перво-наперво снял очки и огляделся. Раз вышел сам, торопиться не нужно: прохожих поблизости нет. Ага, в этом местечке он уже бывал. За теми высокими домами, что напротив, находится пруд, возле которого всегда можно найти, чем поживиться. Но – по мелочи. А чуть дальше ходят электрички, отсюда их даже слышно.

   Длинный пятиэтажный дом, из торца которого Микайл только что вышел, был самым низеньким в этом огромном квартале. Большие дома разного цвета и с неодинаковым количеством этажей здесь выстроены, как попало. Это вам не центр, где здания стоят плотно, занимая все пространство между улицами. И зеленых насаждений на окраинах куда больше, чем в центре, – есть, где укрыться при шухере. Без этого Микайлу пришлось бы здесь кисло, потому что все двери домов надежно заперты, а проезды – широкие и неплохо освещены.

   Для начала он прогулялся до той улицы, по которой ходил общественный транспорт, и на остановке набил карманы куртки бычками. Народ здесь курил всякую дрянь, но зато в больших количествах. Пока Микайл затаривался куревом, от ближнего магазина к остановке проковыляла баба на высоких каблуках и с двумя сумками: одна висит на плече, другая – в руке. И ведь не боятся поздно ходить с деньгами (они в первой сумке, но там не может быть много, потому что баба – из магазина) и продуктами! Правда, бабец уже в летах, а на такую польстится не всякий. Ничего, мы не гордые. Микайл уже двинулся к своей первой на сегодня клиентке, как сзади его окликнули:

  – Дядя, закурить не найдется?

   Крант даже оборачиваться не стал, сразу дунул обратно во дворы. Прикурить здесь ночами просят лишь с одной целью: набить морду, это он уже усвоил. В спину подтолкнул издевательский хохот и улюлюканье всей кодлы. Никак не накурятся, молокососы! Поставить бы вас к станкам хотя бы на полусуточную смену да с одним выходным! Небось, дрыхли бы сейчас без задних ног, а не шатались, задирая прохожих.

   Поплутав между домами, но так никого подходящего и не встретив, Микайл мимо стройки (тоже ночами вкалывают, картина знакомая!) вышел на другую улицу, более узкую и почти без движения. Напротив заманчиво светились огромные витрины еще одного магазина. А рядом притулился небольшой, но яркий и шумный павильон, в котором местная молодежь играла, просаживая заработанные родителями денежки.

   Микайл всегда робел, подходя к дверям, которые сами раздвигаются, впуская и выпуская людей. А ну, как распознают в нем чужака, не дадут пройти? Но нет, стеклянные двери, украшенные разноцветными наклейками, угодливо расползлись, приглашая кранта внутрь. Первые шаги в такие вот светлые, чистые магазины ему тоже всегда давались нелегко. Народу в этот час мало, а до стеллажей с товарами, за которыми можно укрыться, так далеко. Но охранник, увлеченный болтовней с молоденькой кассиршей, в сторону позднего покупателя даже головы не повернул, и Микайл спокойной и уверенной поступью направился в торговый зал.

   Он уже знал: из того, что выставлено на прилавках, съедобно далеко не все (то есть, прямо в магазине не сожрешь). Во многих коробках, таких красивых, с аппетитными картинками, находилось черт знает, что: какие-то твердые, словно камень, перемороженные куски неясного происхождения. Харчиться лучше всего было в молочном отделе, там попадалось много отличной жратвы. А еще Микайлу нравилась еда в маленьких пакетиках с нарисованными кошками и собаками, они содержали очень вкусно приготовленное мясо с подливкой. И не похоже, что из собачатины. Соли маловато, но это не беда. А делать все незаметно – так, чтобы не увидел никто, даже невидимые наблюдатели, которые здесь имеются, – дело техники.

   Подкрепившись, Микайл взял в хлебном отделе (кому рассказать – нипочем не поверят, сколько здесь всякого разного хлеба!) булочку в прозрачной хрустящей обертке и прошел с ней к кассе. Выходить совсем без покупок опасно, потому что может придраться охранник, а ему лишнее внимание ни к чему. Бычара в костюме с галстуком и так уставился на покупателя с подозрением. Надо полагать, не понравились ему кирзовые сапоги да одежда не первой молодости. И задрыга курносый носик морщит. Ничего, потерпите! К тому же, покупатель уже уходит, законопослушно расплатившись за товар.

   Еще одна шайка малолеток, рассевшаяся с бутылками пива на перилах крыльца, проводила Микайла презрительными взглядами, но задираться не стала. По улице туда-сюда с ревом и треском носились на больших велосипедах с моторами их дружки. Свернув за угол, где было темнее, Микайл остановился в раздумье, куда податься.

   Вокруг еще светилось много окон, а из некоторых доносилась музыка. Попадались и такие окошки, в которых свет не горел, но что-то разноцветно мелькало. Теперь он уже знал, что в таких мельтешащих каморах «смотрят телевизор». То есть, сидят перед большим ящиком, который показывает красивые цветные картинки. Когда-нибудь и у него такой будет, а еще – огромный велосипед с мотором и рогатым рулем. Уже скоро.

   Решил наведаться к пруду, где можно, спокойно сидя на лавочке, сжевать сладкую булку и присмотреть себе добычу. Народ здесь беспечный, кто-нибудь да гуляет в такую хорошую погоду. Пройдя между двумя высокими и длинными белыми домами, возле которых отдыхали, потушив фары, набегавшиеся за день машины, Микайл очутился на берегу пруда. Тот имел форму гантели и был слегка утоплен в берега. К воде со всех сторон сбегались более или менее крутые газоны с разбросанными по ним кудрявыми деревьями и шестиугольными беседками. Только слева, на самом низком участке берега, – там, где располагалось что-то вроде харчевни, наблюдалось вялое и несколько вымученное оживление. За низеньким, по колено, металлическим заборчиком узкие дорожки расходились веером к таким же беседкам, только закрытым. В них-то народ и харчился. А в глубине находился небольшой домик, где, похоже, готовили жратву. Ветерок доносил оттуда запах жареного мяса, способный довести любого кранта до исступления.

   Микайл выбрал самую дальнюю от харчевни беседку, поскольку не желал, чтобы его внимание отвлекали соблазнительные запахи. Внутри, на лавке, неумело облизывалась парочка. Заслышав его тяжелые шаги, сопляки со сдавленным хихиканьем прыснули наружу и скрылись из глаз, топая по бетонному ободку вокруг воды. Усевшись на согретую ими скамейку, Микайл раскурил первый за вечер бычок.

   Напротив, за прудом, темнел, перевешиваясь путаницей ветвей через белый забор, небольшой сад, а еще дальше светились теплыми огнями два разновеликих дома. Окна большие, расположены редко друг от друга, как здесь заведено. За ними, в сухих просторных каморах течет своя особая жизнь: с «телевизорами», «холодильниками» и «ваннами». Ничего-ничего, скоро мы будем вместе, потерпите еще немного.

   Шумная компания, покинув харчевню, двинулась по освещенной дорожке туда, где за рядом небольших магазинов и еще одним игровым залом находилась остановка. Парни орали, девчонки визжали, и все откровенно друг друга тискали. Микайл сжал челюсти с такой силой, что перекусил окурок. Что ж за невезуха такая – никого подходящего!

   Услышав позади себя размеренный топот, сопровождаемый цокотом и сопением, крант оглянулся. А-а, чертова спортсменка затеяла очередную пробежку со своим собакообразным крокодилом! В тот раз, когда Микайл впервые попал сюда, ему тоже встретилась эта деваха, бегающая вокруг пруда. Молодая, одетая в обтягивающие крепкую задницу штаны и высокие белые ботинки, она нарезала круги по асфальтовой дорожке. А ее длинные светлые волосы, стянутые в хвост, мотались по узкой спине. И рядом так же бежал небольшой пегий пес со стоячими ушами. Его морда и хвост до отвращения напоминали крысиные. Конец длинного поводка был завязан на талии хозяйки.

   Микайл тогда позарился на девку, очень уж она была хороша. А мелкую псину в расчет не принял, за что и пострадал. Не будь на нем сапог, остался бы без ноги. Живоглот вцепился мертвой хваткой с такой силищей, что у Микайла пропало всякое желание приставать к его хозяйке. Чудо, что кость осталась цела. А девка, выхватив из кармана курточки какую-то штуковину, прыснула кранту в глаза едкой дрянью, после чего тот забыл вообще обо всем, кроме боли в глазах и ноге.

   Бегай спокойно со своим кобельком, сучка: мы дважды на одно и то же дерьмо не наступаем, да и денег при себе ты наверняка не имеешь. Неужели ночь пройдет впустую? В этом районе пруд – самое оживленное место. Среди домов можно без толку блудить до утра, а между прудом и путями, где ходят поезда, находятся только кирпичные и железные сараи, именуемые «гаражами». Там сейчас рыскают лишь стаи бродячих собак, встречаться с которыми небезопасно. Обилие собак здесь особенно не радовало: и в домах держат многие, и по улицам шляется огромное количество. А собачья стая – это серьезно, с ней шутки плохи.

   Пробежав несколько кругов, проклятая девка отправилась домой. Не иначе, как кормить пегую крысу мясом да отмывать под «душем» или в «ванне» свое ядреное потное тело. Злой, разочарованный Микайл уже собрался идти прочесывать дворы, но тут со стороны железной дороги показалась долгожданная добыча. Телка в узеньких брючках торопливо семенила мимо харчевни, прижимая к боку сумочку.

   Стараясь держаться в тени домов и деревьев, Микайл метнулся туда, где было лучше всего встретить и оприходовать милашку. Ей предстояло подняться на небольшую горку с густыми посадками справа. Оттуда крант и нарисовался, когда запыхавшаяся бабенка поравнялась с ним. Молча рванув за ремешок сумки, он протянул другую руку, чтобы ухватить низкорослую мокрощелку, гуляющую ночами, за горло.

   Но паршивка повела себя неожиданно. Дернула плечом, стряхивая с него довольно увесистую сумку, и увернулась от загребущей пятерни нападающего. А затем, издав пронзительный кошачий визг, вдруг высоко подпрыгнула и шарахнула его вскинутой ногой прямо в лицо. Ночь расцвела перед Микайлом яркими звездами, а потом сомкнулась вокруг душным и тесным коконом, внутри которого не осталось места ни свету, ни тьме, ни даже боли.

   Он очухался ближе к утру от лютого холода и нашел себя, валяющимся почти у воды в маленьком травянистом болотце. Грязь покрывала Микайла с головы до ног, а болело абсолютно все. Похоже, прокатился он с той горки душевно. Хуже всего дело обстояло с разбитым лицом. Кровь из рассеченной брови залила глаз и уже успела засохнуть. Нос, кажется, сломан, и из него тоже натекло порядочно.

   Кое-как, на четвереньках, покинув чавкающую грязь, Микайл дополз до пруда и свесился с низкого парапета. Долго отмывался и сморкался, хоть к искалеченному носу прикасаться было страшно и больно. Передние зубы шатались. Во что же была обута вредная курва?!

   Голова жутко замерзла. Ага, где-то на склоне он расстался с шапкой. Похлопав себя по карманам, Микайл с ужасом и отчаянием обнаружил, что потеряна не только шапчонка: исчезли свертки с деньгами и карточками. Остались лишь бесценные очки, но у них треснуло одно стекло. Хотелось с воем биться головой о камень – а вдруг очки перестанут работать? Без денег он здесь никому не нужен. Ни документов, ни убежища…

   Грязная шапка обнаружилась выше по склону, а искать остальное – пустое занятие. Свертки не могли случайно, вывалиться из застегнутых карманов. Кранта кто-то обчистил, побрезговав только куревом и очками. Спасибо добряку за это! Через неотвратимо светлеющие сумерки он доплелся до нужного дома и водрузил очки на распухший нос. Стена не торопилась делаться прозрачной, и Микайл взмолился: «Сработайте! Мне нужно отлежаться, мне необходимо обратно!»

   С неимоверным трудом продравшись на свою сторону, он застал там самое начало утра: слишком долго провалялся без сознания. Кое-кто из старперов, самых старательных или страдающих бессонницей, уже шаркал по направлению к ближайшему лабазу, чтобы занять очередь. Что там выбросят сегодня в продажу, им без разницы. Дедки с бабками обменяются последними сплетнями, перемоют кости соседям, подерутся из-за очереди. А затем, потирая измятые бока, расползутся по дворам, унося в кошелках то, что досталось.

   Микайлу удалось незамеченным, как он надеялся, добежать до постылого дома, когда там народ только начал просыпаться от рева фабричных гудков. Пересчитав каблуками покатые ступени, он вломился к себе, отшвырнул кого-то из сопляков, некстати попавшего под ноги, и завалился на кровать, которую только что освободила жена.

  – Приперся, паразит! – заголосила та шепотом. – Весь в грязище! Чего разлегся, кто за тебя на работу пойдет?!

  – Я заболел, – прохрипел Микайл, натягивая на голову одеяло. – Скажи там старосте, что я болен.

  – Да ты, козел, отродясь здоровым не был! У тебя только одно место здоровое, чтоб ему отсохнуть! Всю жизнь мне испоганил, сволочь! Что ты по больничному получишь, чем детей кормить?!

  – Пойди, удавись, паскуда! Всех обрадуешь, и сама отмучаешься, – сквозь зубы посоветовал он жене.

   Но корова, конечно, не послушалась – продолжала шипеть под храп ленивых стариков и писк мелочи. Микайл не слышал ничего, оглушенный дошедшим, наконец-то, во всей полноте осознанием утраты. Все придется делать почти с начала.

*
Мои электронные книги можно найти здесь