2 Слово без дела. Часть 18

       Очередная порция воспоминаний. В основном, про любовь-морковь, которая стряслась со мной в 1990 году. Вышла она не очень радостной, но уж что есть, то есть. Выкидывать слова из песни - дело последнее. Миниатюра "Пароли не забываются" на эту же тему, кстати говоря. Итак, продолжаем ворошить ни в чём не повинное прошлое...

Ну вот, основным соседям я долг отдала, теперь вернемся к нашим баранам.

Итак, год назад я остановилась на Тролле, самом лучшем из псов. У нас много его фотографий, особенно щенячьих. За пару лет до Тролля у меня появился фотоаппарат, старенькая «Смена», и я им еще не наигралась, – щелкала все подряд. «Смену» мне подарил Саня Миронов из нашей фотолаборатории на работе. Был он толстым красномордым очкариком и пьяницей. А также очень хорошим фотографом, а ко мне неровно дышал, чем я вовсю пользовалась. Собственно, аппарат этот он мне предложил купить у него за трояк, но я сказала: Сань, ну что такое три рубля? А у меня скоро день рожденья, лучше подари.

Ну, он и подарил. И пленку зарядил, черно-белую, конечно. Так и пошло: я отщелкивала пленку, приносила Сане аппарат и 100 г конвертируемой валюты. Обратно получала фотографии и перезаряженную «Смену». А еще раз в квартал Саня фотографировал передовиков на доску почета, мы с девчонками всегда получали приглашения на эти сеансы. Саня фотографировал нас вместе, потом отдельно меня. Довольно удачные у него получались портреты, поэтичные такие.

А Тролль на щенячьих фотографиях очень смешной. Вот вытянулся нос, потом хвост, потом лапы. Вот они со Степкой возятся на полу и оба безумно счастливы. Одно время щенок был безумно похож на Пушкина: задумчивый взгляд, длинный нос и отросшие баки...

Именно через Тролля я познакомилась с очередной своей любовью, Сашей Мочалиным. Было это морозным январем, то ли на Старый Новый Год, то ли на Татьянин день. Я была приглашена к Большаковой, которая со своим семейством еще жила у Наташки. Пал Евгеньич в тот вечер исполнял родительские обязанности у старшего сына, Наталья усвистала куда-то в гости. Ждали мы танькиных друзей, но те почему-то не пришли. А я пришла с Троллем, я вообще почти везде с ним моталась, как с миртовым деревцем (помните «Соломенную шляпку»?). И дюже хорошо мы тогда с Танькой посидели, даже лучше обычного. Уходя, я забыла варежки и в результате имела поздним морозным вечером окоченевшие руки и четырехмесячного щенка без поводка. Забуксовали мы при подъеме на горку у пруда: Тролль устал и не хотел идти, а я хотела, но не очень получалось: было скользко. Тут и нарисовался Саша, который возвращался домой и не смог равнодушно пройти мимо такой живописной группы. Он сгреб нас в кучу, построил и отконвоировал до дома. Но домой я не восхотела, приняла его приглашение на рюмочку кофе.

Жил Саша буквально в соседнем доме, снимая квартиру у знакомых. В таком же доме, как и Наташкин, и квартира почти такая же, и номер тот же.

Так и начался наш роман. Сашка мне безумно нравился. Длинный, тощий, с кривоватым носом, полуседой и с обалденными усами. Я вообще всегда тащилась от усатых мужиков. А еще лучше, если и с бородой: нет риска оцарапаться о щетину.

Саша был моим ровесником и человеком довольно экзотическим. Родом, кажется, из Алма-Аты, потом жил во Фрунзе (ныне Бишкек). Там у него остались бывшая жена и дочка. Оказался он профессиональным альпинистом и горнолыжником. Саша много рассказывал про горы, показывал слайды: пик Победы, пик Чапаева, Хан-Тенгри. Особенно Хан-Тенгри, и гора на редкость красивая, и название обалденное. Мне очень нравилось сидеть с ним на кухне, освещенной настольной лампой, разговаривать о далеких горах и смотреть слайды под коньяк и «Пинк Флойд». В квартире у него пахло какими-то восточными приправами и было так хорошо, что уходить не хотелось.

Встречались мы обычно под выходные, так как вкалывал милый кузнецом. Художественная ковка: всякие прибамбасы к каминам, перила, заборы и прочее. Помню, делали они фонари к памятнику Чайковскому на родине великого композитора. В общем, художник по металлу, если вспомнить «Покровские ворота».

Здоровье у Сашки было ни к черту: высокогорный варикоз, желудок, что-то еще из ливера. Пару раз на моей памяти к нему приезжал из Бишкека друг-альпинист Петя. Впервые я увидела его на любимой кухне, он сидел в углу и не смог подняться мне навстречу, так как был стреножен новыми горнолыжными ботинками, которые друзья и обмывали. Обмывание на момент моего появления было в разгаре, тщедушный Петя из ботинок едва выглядывал и был счастлив.

Мы, в общем-то, тоже были счастливы какое-то время. Саша раза два или три звал меня замуж. Как знать, может, я и согласилась бы, если б хоть раз предложение прозвучало на трезвую голову. Хотя, вряд ли. Еще во время первого Петиного визита я поняла, что милый мой – запойный. Он мог несколько недель чинно и без фанатизма выпивать по выходным, а потом уходил в запой примерно на неделю. И это было страшно. Потом начались творческие кризисы с какими-то коваными решетками и депрессии разной глубины.

Весной у него замаячил контракт на работу в Австрии. Саша звал меня с собой, но здесь я и думать не стала – отказалась. К лету он отошел немного от своих заморочек, мы неплохо жили до самого моего отпуска. А когда я вернулась из деревни, оказалось, что он в одностороннем порядке решил разорвать отношения. Сказал, что ему лучше быть одному.

Пережила я этот разрыв легче, чем ожидала. Видимо, уже выбрала свой лимит мудовых страданий. Как раз тогда меня посетила мудрая мысль: «Больше ни одной собаке я не позволю сделать мне больно». Больше ни одной и не удалось.

Какое-то время мы с ним еще изредка пересекались, жили-то рядом. Однажды он приперся ко мне поздно ночью, весь избитый и в крови. Нарвался на стаю шпаны недалеко от своей работы, был отметелен и ограблен, потом перся пешком от Таганки до нас. Я полечила, как могла, его разбитый нос и отстирала кровавые шмотки.

Вечерами я с Троллем гуляла обычно вокруг пруда и за домами, в одном из которых Саша жил. Свет на его кухне часто горел, а потом перестал. Не знаю, почему, но мне кажется, что его уже давно нет в живых.

*
Мои электронные книги можно найти здесь