суббота, 9 мая 2015 г.

33 Она была на войне

Если роман «Сто лет – не разница» основан на рассказах моей бабушки, родившейся в 1900 году, то этот очерк содержит то, что я запомнила из рассказов мамы о войне. Пусть не всё, но основное. Я не задавалась пока целью написать всё на эту тему. Очерк – всего-навсего задание в мастер-классе, коих здесь опубликовано немало.
 

Так пусть будет ещё одно. Тем более, что дата подходящая. Я понимаю, что очерк не вполне соответствует официальной точке зрения. Ну и ладно. Как рассказывала мама, так я и записала. Тем более, что вообще не люблю пышных торжеств, пафоса и сопутствующего им лицемерия. Не люблю показухи и вовсе не рада тому, что славившийся всеми этими радостями «Совок» втихаря вернулся. Впрочем, никому свою особую точку зрения не навязываю.


Начало мая – время особое. На улицах, в скверах появляются первые тюльпаны. И… последние старики в боевых наградах. Приближающийся, подобно волне, День Победы будоражит память. С каждым годом все дальше та война, все меньше оставшихся в живых ветеранов. Но они выходят на улицы, гордо неся свои ордена и медали. Чтобы мы помнили. В каждой семье своя память о войне.
Когда началась Великая Отечественная, моей маме было 13 лет, ее брату – 10. Деда на фронт не забрали: будучи токарем высшего разряда, он имел «бронь». Соседки, чьи мужья и сыновья ушли воевать, бабушке завидовали. И не всегда молча.
Так уж получилось, что в нашей семье нет героев войны. Один дед работал на оборонном заводе, приходя домой не чаще раза в неделю, – только чтобы переодеться и отмыться. Второй был репрессирован еще в начале 30-х без права переписки. Из лагеря он не вернулся.
Война началась внезапно (во всяком случае – для мирных обывателей, далеких от политики). Шок, растерянность и праведный гнев, – все это было. Мобилизация, светомаскировка по ночам, воздушные тревоги, противотанковые ежи на улицах… Привычную жизнь будто сдуло резким порывом ветра, и нужно было привыкать к законам военного времени.
Матушка моя была девицей шустрой, ни в чем не отстающей от мальчишек. Вечерами подростки дежурили на крышах, наблюдая, как по небу шарят лучи прожекторов. В начале июля ночи еще светлые. Ребятне, призванной бороться с зажигательными снарядами, были видны висящие над городом дирижабли. Москва, плотно закрывшая все окна, только притворялась спящей под гул самолетов и зенитную стрельбу. Когда свет прожектора ловил самолет, на крышах начиналось негромкое, но радостное возбуждение: сейчас подключится второй прожектор, и немца поведут прочь от города, чтобы расстрелять зенитками. Вон, вон, смотрите! Поймали! Уводят! Все-таки они были детьми, которым только предстояло повзрослеть. И гораздо быстрее, чем это случилось бы в мирное время.
Наша семья жила на Преображенке. Тогда это была почти окраина Москвы: фабричный район, в котором жилые дома имели не больше двух этажей. Я хорошо помню наш двор, поскольку сама провела там первые 11 лет жизни. В мое время середину двора занимала огромная так называемая клумба: огороженный штакетником участок, на котором росли как деревья, так и цветы. А раньше двор был пуст и достаточно просторен для игры в футбол и волейбол. С началом войны стало не до игр или танцев под патефон, и двор перекопали. Большая его часть превратилась в огород под картошку. Кроме того, были выкопаны щели: узкие глубокие окопы, чтобы укрываться во время бомбежек. Но в результате ими никто не пользовался. Мама рассказывала, что первое время народ при воздушной тревоге бегал прятаться в метро, – прямо с подушками и одеялами. Ближайшая станция – Семеновская, а это несколько трамвайных остановок. Но очень скоро все перестали бурно реагировать на завывания сирен. Каждую ночь не набегаешься, знаете ли. Только один старик все лето демонстративно ночевал в щели, но соседи не без оснований подозревали, что спасается он таким образом от сварливой супруги, найдя уважительную причину.
В конце августа, когда фронт существенно придвинулся к Москве, маму и ее брата отправили в село Путятино Рязанской области, где проживали родственники деда. Не хочется об этом писать, но не доверять словам матери у меня нет оснований. Все-таки она была уже достаточно взрослой, чтобы понимать и верно оценивать происходящее. В общем, колхозники немцев ждали. К эвакуированным относились с открытой неприязнью, называя «кулированными», и постоянно шипели вслед: «Понаехали тут! Вот ужо погодите: придет немец, он вам покажет…»
Я далека от того, чтобы кого-то осуждать. В конце концов, все мы знаем, какими методами проводилась коллективизация в нашей стране.
Мама  не любит вспоминать месяцы, проведенные в эвакуации. Мало того, что двое детей оказались вдали от дома в крайне тревожное время. Мало того, что родня приняла их неласково, считая нахлебниками (хоть ребятам дали с собой денег и кое-каких продуктов, – приехали они не с пустыми руками). Довольно скоро выяснилось, что под Рязанью куда опаснее, чем в Москве. С запада город вообще не был защищен, между фронтами там имелся большой разрыв. А фашисты, натолкнувшись на серьезную оборону столицы, начали обходить ее с юга. Лида и Лева Юрины этого не знали; им просто было страшно, потому что отголоски боев становились все громче и громче.
Но немцы до села Путятино так и не дошли. Лишь однажды, после особенно беспокойной ночи, прошел слух о каком-то десанте.  Мама рассказывала, что они бегали за село посмотреть на убитых фашистов. Близко никого не подпустили, конечно. В общем, ничего интересного. Просто лежали на опушке леса два трупа, накрытые брезентом, из-под которого торчали желтые голые пятки.
В начале февраля 1942 года бабка приехала за детьми и забрала их домой. Зимы тогда были очень суровыми, люди обогревались, как могли. В комнате стояла буржуйка с выведенной в форточку трубой, которую топили, чем придется. Заборов в округе не осталось; жгли мебель, книги… Все, что горело. В классах же (ведь учебу никто не отменял) и школьники, и учителя сидели, не снимая валенок и шапок. Хуже всего было с письменными предметами. В тетрадях, сшитых из обрезков обоев, кое-как царапали карандашами, поскольку вместо чернил в «непроливашках» находился лед.
Та школа, в которой потом училась я, была переоборудована под госпиталь. Туда мама с подружками ходила помогать ухаживать за раненными. В основном, читали вслух и писали письма для тех, кто сам не мог этого делать.
Конечно, под руководством учителей, собирали посылки на фронт. Вязали носки и особенные такие варежки: с отдельным указательным пальцем на правой. Это – чтобы удобно было курок нажимать.
Москва не попала в блокаду, но голодно было всем. Продовольственные карточки, позволяющие хоть как-то таскать ноги, нужно было еще отоварить, чем и занимались дети, пока родители работали на победу. Есть хотелось постоянно. Щи из крапивы считались деликатесом. Чтобы растянуть удовольствие, сначала выхлебывали жижу (на первое), оставляя на второе скудную гущу.
Несколько раз ребята, собравшись небольшими компаниями, ездили в подмосковные деревни, чтобы выменять хоть каких-то продуктов на вещи. Спросом пользовались отрезы ткани,  одежда, посуда; но скоро менять стало нечего. К тому же, на обратном пути таких меняльщиков нещадно гоняли патрули, отбирая продукты.
Из близких родственников со стороны матери воевали ее дядя и двоюродный брат, живший в Новосибирске. Его, как и родного брата, звали Левой (Лев Сибирский, чтобы не путать). Раза два или три за время войны Сибирский Лев получал отпуск на несколько дней. Домой было слишком далеко, и он приезжал в Москву. Обычно не один, а с кем-нибудь из однополчан. Явившись, он перво-наперво шепотом напоминал родне: «Тс-с-с! Мой отец умер». Как уж парню удалось скрыть, что он является сыном «врага народа», не знаю. До войны Лев Сибирский учился в институте. И когда отца взяли, там было устроено показательное комсомольское собрание: заставляли отказаться от предателя. Он не стал этого делать, за что вылетел из комсомола. В институте, правда, оставили.
Приезды фронтовика в Москву были настоящим праздником. В нашем далеко не просторном полуподвале становилось еще теснее, но разве это главное? Гости привозили хлеб, тушенку, еще кое-какие консервы. За столом они шутили, избегая разговоров о боях. Наверно, соблюдали военную тайну. А может быть, им просто хотелось отдохнуть от фронта в домашней обстановке. Пусть даже обстановки как таковой почти не осталось, а квадратных метров полуподвала на всех явно недостаточно.
Второй (и последний) раз мама видела немцев, когда через Москву гнали пленных. По Садовому кольцу медленно двигалась колонна грязных, оборванных людей. А следом ехали поливальные машины и мыли мостовую. По словам мамы, зрелище вызывало противоречивые чувства. Во всяком случае, стрелять по пленным из рогатки, как это делали с крыш мальчишки, ей не захотелось.
Война откатывалась все дальше на запад. Продолжали приходить похоронки соседям, друзьям и просто знакомым. Но все чаще небо над Москвой вечерами расцветало от залпов салюта: города освобождались один за другим. И вот долгожданная Победа. Когда по радио объявили о капитуляции Германии, люди высыпали на улицы, будучи не в силах сдержать восторг. Обнимались, кричали что-то, пели. Плакали. Да, это была именно та радость, что со слезами на глазах.
Моя мама не воевала, не партизанила, не выносила раненых с поля боя и даже не находилась на оккупированной территории. Но кто посмеет сказать, что она не была на войне? Была: с первого до последнего дня – вместе со всей страной.


* Приобрести мои книги можно здесь.

33 комментария:

  1. Спасибо, Мария, очень трогательно!
    Тоже самое можно написать про тех детей, что выжили в блокаду, все 400 дней. А те, что теряли хлебные карточки - и не выжили...
    С празником нас всех!

    ОтветитьУдалить
  2. Мария, очень душевно! К комсомолке за 8 мая текущего года бесплатно прилагался экземпляр комсомолки от 10 мая 45 года, там тоже фотографии маршалов Советского Союза и Указ о учреждении медали "За победу над Германией" У моей мамы такая медаль была.

    ОтветитьУдалить
  3. Спасибо Мария! читала ваш рассказ и проносились перед глазами военные фильмы, где было много похожего. Конечно я не ребенок войны, мои родители были во время войны детьми, но очень много слыхала рассказов о той жизни от бабушки.

    ОтветитьУдалить
    Ответы
    1. Вот из таких частных рассказов и складывается одна общая история.

      Удалить
  4. И всё же прослеживается от начала и до конца судьба матери автора, как пример судьбы "детей войны". Не каждому дано понять всю печаль загубленного войной детства. Но всё это было. То, что 70 лет есть мир, это уже счастье.

    ОтветитьУдалить
  5. Замечательный рассказ. Всегда интереснее узнать историю из уст очевидца, чем из официальной хроники. Здесь больше правды и нет пропаганды.

    ОтветитьУдалить
  6. Мария, с щемящим чувством читала ваш рассказ. Спасибо за память.
    У меня папа воевал, а вот сейчас попыталась восстановить хоть что-то из его истории - очень мало чего могу вспомнить.
    А папы уже нет в живых, не спросишь...

    ОтветитьУдалить
    Ответы
    1. Но хоть что-то в памяти осталось? Это уже хорошо.

      Удалить
  7. всем тогда досталось, чего уж говорить...

    ОтветитьУдалить
  8. Много чего пришлось пережить нашим предкам, дай Бог, чтобы это не повторилось...

    ОтветитьУдалить
    Ответы
    1. Моя бабушка при любых неприятностях говорила: лишь бы не было войны, всё остальное - пустяки.

      Удалить
  9. Тронуло. А ведь никто не застрахован от войны.

    ОтветитьУдалить
  10. Интересная история, читала с удовольствием. Спасибо за рассказ из жизни. У моего мужа дедушка с бабушкой умерли пару лет назад, так что тоже многое нам рассказывали.

    ОтветитьУдалить
    Ответы
    1. А вы поделитесь их рассказами, это же интересно.

      Удалить
  11. Да, трудно все это представить, что пришлось пережить нашим родным! Спасибо за этот рассказ!
    Хоть бы никогда больше такого не повторилось!
    С праздником Победы!

    ОтветитьУдалить
    Ответы
    1. Сейчас уже трудно представить, 70 лет - большой срок, целых 3 поколения. Вас тоже с праздником!

      Удалить
  12. Да, вот из таких воспоминаний складывается история народа!
    Мои мама и бабушка тоже много рассказывали о военном времени.
    Они попали в оккупацию (не успели выехать, немцы разбомбили мост). Но никто их не ждал, никто не радовался их приходу, хотя в колхоз пришлось вступить после неоднократного обложения высокими налогами.
    В этом отношении село - неоднородно!
    Мама рассказывала, как пряталась при облавах, когда немцы угоняли молодежь на работу в Германию.
    А при отступлении немцы угоняли у всех коровы и жгли жилые дома, причем стояли с автоматами у горящего дома, не подпуская женщин гасить огонь. Так мама с бабушкой остались без дома. Сгорели почти все дома на левой стороне большой центральной улицы (про другие улицы не знаю).
    Это было осенью 1943 г. Для зимовки вырыли землянку. Она потом служила бабушке сараем. Я в детстве с любопытством заглядывала туда, но представить себе, как там можно было жить около года очень трудно.
    Отец мамы погиб в бою (приходили однополчане, рассказывали).
    Бабушка несколько лет оплакивала деда. Говорила мама, что как сядут обедать, так она и вспоминала его, и слезы -ручьем!
    Для них День Победы - день со слезами на глазах!

    ОтветитьУдалить
    Ответы
    1. Да, нам сложно представить, как можно жить в землянке. В каждой семье своя память о войне...

      Удалить
  13. Здравствуйте, Мария! Пусть уже на дворе заканчивается 18 мая и салюты в честь 70-летия победы уже смолкли, но любой рассказ о стойкости человеческого духа ( ведь пережить такую страшную войну в добром здравии требует несгибаемости человеческой души) меня приводит в душевный трепет. Дай Бог оставшимся ветеранам и детям войны крепкого здоровья и долгих и счастливых лет.

    ОтветитьУдалить
  14. Написано так, что честно говоря было страшно, когда представляла: тетрадки из обоев, щи из крапивы - деликатес, суровая зима без дров... ужас. Причем и на фронте и в тылу, даже не знаю где тяжелее.
    У меня бабушки и дедушки во время войны были только-только призывного возраста, все воевали, познакомились во время войны и после. Их помню и люблю, а День Победы для меня праздник)

    ОтветитьУдалить
  15. Душевно Вы так написали, очерк напомнил мне рассказы моей мамы и бабушки о войне. К сожалению, дедушки ничего о ней рассказать мне не могли - оба умерли от ран, полученных на войне, еще до моего рождения...

    ОтветитьУдалить
  16. Да, именно воспоминания ещё живущих надо сохранить, их рассказы. Ведь у каждого была своя война... Моя бабушка успела уехать из Смоленска с детьми и всю войну пробыла в деревне в Тамбовской области, у родителей. Они оказались в тылу врага, но немцы к ним не дошли - видимо, деревня не представляла никакого стратегического значения.
    А здесь, в Греции, в войну деревня была оккупирована болгарскими фашистами - они сотрудничали с Германией. Голод был страшный, особенно в городах. Бабушка мужа продала большой участок земли за пару мешков муки, чтобы прокормить четверых детей. И всех четырех дочерей - старшие были почти взрослые - прятала часто в землянке, чтобы их не угнали, не забрали.
    А свекор в войну был мальчишкой, и не то на гвоздь ржавый наступил - столбняк. Повезли его родственники, у которых жил (сирота был) в соседний городок, найти врача. Он уже совсем плохой был. Остановил их болгарский патруль, и на счастье был там молодой болгарский врач. Он увидел состояние мальчика, сделал противостолбнячный укол и лекарства им с собой дал. Так чудом и выжил...

    ОтветитьУдалить
  17. Да, на войне были все, на 9 вспоминали своих, целый отряд в Бессмертном полку, от границы до Дальнего Востока, если про всех написать , наверное книга получится. А соседка, помню, тоже рассказывала как ждали немцев, она из Белоруссии была...страшное было время...
    А писать надо, пока ещё память жива

    ОтветитьУдалить
    Ответы
    1. Конечно, надо писать: тогда память и не умрёт.

      Удалить