понедельник, 6 января 2014 г.

6 Капли детского короля, отрывок 2

Напоминаю: эта повесть входит в книгу "Кранты приходят сами". Семейство Кашириных путешествует не всегда по собственной воле...
   
 Вновь уйдя под воду, Каширины вынырнули уже под причалом, неподалеку от того места, где по трапу спускался многочисленный экипаж судна. Скрипящие под ногами пиратов доски подпирались осклизлыми сваями с колышущимися вокруг них водорослями. Внизу хлюпала вода с запахом дохлых кошек, а сверху сыпался песок и мелкий мусор. Пираты изредка переговаривались неприятными писклявыми голосами, но больше отдавали кому-то команды, сопровождаемые резким свистом бича: 

  – Шевелись, скотина!
  – Жить надоело, костыль чертов?! Пошел!
   И все в таком духе. Кто тут у них на галерах загребает: рабы, каторжники?
   Здесь, под причалом, спасателей не могли ни увидеть, ни услышать. Сдвинув мокрые головы с высоко задранными, чтобы не хлебнуть этих помоев, подбородками, с которых звонко шлепались в пародию на море крупные капли, семейство приступило к совещанию.
  – Я не ошиблась: это Петьку увели в тот ход? – напряженным голосом спросила Галка.
  – Без вариантов – это он, остальные одеты в серое рубище.
  – Какие предложения?
  – Надо взять языка, – заявил Макс, насмотревшийся фильмов о Гражданской войне. – Прямо сейчас, пока еще не все втянулись в холм. Мы с Ленкой наденем шапочки и сцапаем последнего. Запоет, как миленький!
  – Почему вы? – возмутился командир.
  – Потому что я это предложил. Они же мелкие, справимся. А вы – прикрывайте.
   Галка кивнула, соглашаясь, и Петрович не стал тратить драгоценное время на споры. Он молча достал из рюкзака шапки и отдал ребятам. Отлов языка невидимками смотрелся комично, при других обстоятельствах зрители посмеялись бы.
   Родители подплыли под причалом так близко к берегу, как только могли, и осторожно выглянули из-за толстой сваи. Высадка с корабля заканчивалась, а велась она очень удобным для спасателей способом. Если бы гребцов построили в колонну и погнали к холму общим строем, вряд ли даже невидимым лазутчикам удалось бы провернуть операцию незаметно. Но низкорослые надсмотрщики действовали по-другому. Каждый из них, вооруженный кнутом и кинжалом, конвоировал двоих-троих рабов. Те были одеты только в рваные набедренные повязки и выглядели, как ветераны инвалидной команды. Все тщедушные, ковыляют еле-еле, а некоторые – просто калеки, очень старые калеки.
   Эти группы направлялись к холму на расстоянии друг от друга, а последняя еще и замешкалась, потому что один из гребцов упал, и потребовалось несколько ударов кнутом, а также помощь товарища по несчастью, чтобы его поднять.
   К тому моменту, когда намеченный язык подогнал гребцов к началу пирса, предыдущая группа уже скрылась из глаз, а Макс и Ленка поджидали на берегу. Родители знали, куда смотреть, и заметили мокрые следы и капли, падающие с одежды на каменистый берег.
   Надсмотрщик двигался шагах в трех позади рабов расхлябанной походкой подвыпившего хулигана, поигрывая кнутом. Замахнувшись в очередной раз, он вдруг замер в нелепой позе, оторвался от земли и поплыл по воздуху: молча и не выпуская бича из руки. Через пару секунд плененный пират без плеска погрузился в воду по шею и скрылся под причалом.
   Озадаченные тишиной позади себя, гребцы обернулись, но уже никого не увидели. Не сговариваясь, оба рухнули на землю и сноровисто поползли вдоль берега, укрываясь за разбросанными по нему валунами.
   Игорь с Галкой тем временем вернулись на прежнее место – туда, где проводилось совещание. Вскоре к ним был доставлен язык, пребывавший на грани обморока, – рот разинут, глаза закатились. Но молчит, вражина, по одной единственной причине: пасть зажата невидимой ладонью, которая отпечаталась на по-детски пухлом личике. Двойняшки со знанием дела привязали пленника к свае его же кнутом, все еще не снимая шапок. Они решили, что так будет лучше в плане устрашения. Опыт показал, что решение ребята приняли верное.
   Полумрак под причалом не давал рассмотреть языка как следует. Ростом и телосложением он был не крупнее десятилетнего мальчишки. Редкие прямые волосы неопределенного цвета прилипли к выпуклому лбу и щекам. Нос довольно сопливый, а глаза – как у старого больного сенбернара, неприятные такие глазки с отвисшими нижними веками.
  – Ответишь на вопросы и не будешь орать, останешься жив. Если нет – утоплю, – скучным голосом сообщила пленнику Галка на его языке, а потом обернулась к мужу и продолжила по-русски. – Позволь мне провести допрос, иначе взорвусь от бешенства. Ты же все равно не воюешь с женщинами и детьми, а мои моральные принципы не столь высоки. Пожалуйста.
  – Ну, если ты настаиваешь, – недовольно пробурчал Петрович. – Нашла тоже ребенка…
  – Настаиваю категорически, и это на самом деле ребенок. Неправильный, но все-таки. От него не пахнет взрослой особью.
  – О… – у Игоря не нашлось слов.
  – Так что, дитя порока, ты меня понял? – вновь обратилась Галка к языку. – Дайте ему ответить.
   Ленка-невидимка отняла ладонь ото рта предполагаемого ребенка, и тот разразился площадной бранью, не всегда к месту вставляя отглагольные прилагательные. Не дожидаясь конца выступления, Галка схватила его за жидкий чубчик и дернула вниз, погрузив, лицо оратора в воду. С полминуты полюбовалась пузырями, которые он пускал, а потом разжала пальцы.
   Разумеется, пленник резко откинул голову назад, смачно приложившись затылком о сваю. После этого Ленка опять запечатала ему рот. Велев Максу наколдовать фонарик и направить луч на лицо клиента, мамочка ласково поинтересовалась:
  – Не ушибся, дружок? Повторить, что я сказала?
   Тот, зажмурившись от света, потряс головой. В ярком луче фонаря стали видны веснушки на бледном лице с широкими белесыми бровями. Лопоухий, дряблый, щечки хомячьи… А кнутом орудовал профессионально и с таким удовольствием!
  – Вы сегодня перевернули яхту и забрали оттуда мальчика. Куда и зачем?
   Алена убрала руку, и хриплый фальцет истинного фанатика заметался между водой и досками причала:
  – Царь Горы любит своих подданных! Царь Горы не даст им пропасть без его великой милости! Царь Горы всегда знает, когда новый подданный приближается! Слава, слава Царю… Ой!
   Это брат с сестрой одновременно ущипнули его с двух сторон за уши. Придурок заткнулся, тяжело дыша. Крупные капли пота катились по его лицу, а от круглых ноздрей до подбородка протянулись две скользкие дорожки.
  – Мам, давай я пощекочу его ножиком, – кровожадно предложил Максим.
   Поблизости раздался тихий плеск, и луч фонарика метнулся туда, выхватив из темноты еще одно бледное лицо, худое и морщинистое. Игорь моментально очутился рядом и взял нежданного визитера за кадык.
  – Не слушайте вы его, – прохрипел вновь прибывший. – Это же царский выкормыш, наполовину зомби. Они только и умеют, что славить Царя Горы да нас погонять.
  – А ты кто? – слегка тряхнул его Петрович. – Только давай быстро и четко: у нас нет времени выслушивать длинные исповеди.
  – Уберите свет, глазам больно, – а когда Макс выполнил просьбу, направив луч вверх, человек продолжил. – Я еще несколько минут назад был рабом, и меня с напарником погоняла эта сволочь. Да вы сами видели! Мы, когда немного отползли, заметили вас под причалом. Напарник совсем плохой, он остался там, отдыхает. А я решил помочь и полюбоваться, как вы гада мелкого порешите.
   Пленник вздумал снова блажить, но Ленка, поборов отвращение, моментально смыла ему морской водой сопли с лица и заткнула.
  – Я порешу вас обоих и очень больно, если ты сейчас же не расскажешь, куда увели нашего сына, – процедил Петрович.
  – По туннелю наверх, в тронный зал его поганого величества, – радостно доложил доброволец. – Там состоится ритуал посвящения. – Пальцы на его горле чуть сжались, и недавний раб заторопился. – Ритуал начнется нескоро, царь раньше полудня не просыпается. А до этого с вашим сыном ничего такого делать не станут, он просто будет под стражей. Клянусь улыбнувшейся мне свободой!
  – Отпусти его, – попросила Галка, а невидимым деткам напомнила. – А вы этого зомбача сопливого держите, не расслабляйтесь.
  – Спасибо, – с чувством выдохнул освобожденный гребец и ухватился костлявой рукой за плечо Игоря. – Прости, мужик, но мне тяжеловато долго держаться на плаву. Я расскажу все, что знаю, а это – немало, потому что ваш покорный слуга давненько здесь ишачит.

   Рассказчик, назвавшийся Шексом, добросовестно старался быть кратким. А его имя и повествование вызвали в памяти Петровича давно забытый пошлый стишок, нацарапанный неким гением на стене институтского сортира: «Что может быть печальнее на свете, чем повесть о минете в туалете?» Плавая в растворе сточных вод, семья Кашириных слушала Шекса и медленно обалдевала от услышанного.
   В общих чертах дело обстояло следующим образом. Давным-давно одно дитя мужеского пола, весьма одаренное магически и резко отрицательно настроенное против своих строгих родителей, а также занудливых и чересчур заботливых прародителей, возненавидело всех взрослых без исключения и взбунтовалось. Оный мальчик ушел из дому, прихватив с собой обитавшую в их саду красивую птицу, тоже наделенную магией. Здесь Шекс позволил себе авторскую ремарку:
  – Насколько я его знаю, этого вундеркинда, в родительском доме остались одни трупы, хоть официальная история об этом умалчивает.
   Далее славный малыш, сколотив команду единомышленников, после скитаний по разным мирам остановил свой извращенный выбор именно на этом месте. Из каких-то высших соображений, надо полагать. Если интересуетесь, спросите сами у его гадского величества, потому что это он и есть.
  – Вот видите, что случается, если детей слишком воспитывают! – не преминул вставить Макс.
  – Чем породил, тем и убью, если еще влезешь, – посулил ему папа.
  – Подумай хорошенько, Максим: смерть будет мучительной, как бы отец ни применил свое главное орудие, – подкинула мама информацию к размышлению.
   Сынуля внял, и повествование больше не прерывалось. В общем, юный маг что-то такое намудрил с птицей и посадил ее в очень тесную клетку, в которой бедняжка все время плачет. Птичьи слезы обладают определенным волшебным свойством: будучи закапанными в глаза отроку, они тормозят взросление. Он остается ребенком навсегда, сколько бы ни прожил, если закапывания производить регулярно. Сам царь и его ближайшие прихлебатели закапываются не реже раза в месяц. Но ходят слухи, что и чаще, потому как подсели они на слезы конкретно.
   Ежели кто слегка провинился, то его лишают очередной дозы, либо увеличивают интервалы между ними, и наказанный чувствует себя очень скверно. Провинился сильно – тебя переводят в рабы. В глаза ничего капать не будут, и после жестокой ломки ты стремительно стареешь. Раб принадлежит тому, перед кем именно провинился. Изредка рабов подпитывают тем, что птичка наплакала, но не в глаза, а в нос: чтоб не дохли слишком дружно.
   Как-то царюга чует приближение к его «горе» людей, а особенно – детей. Ему же надо как-то пополнять штат подданных! Естественным путем они, ясное дело, не множатся. А взрослые на закапывание реагируют неадекватно: до того буквально впадают в детство, что начинают ходить под себя и заново учатся ползать. Причем далеко не всем удается полезные навыки восстановить. Поэтому взрослых людей давно уже не пытаются ни к чему приспособить, а если замечают поблизости – отстреливают из луков.
    Сколько всего народу в вашем куличике? – спросил Игорь.
  – Да не считал я… Щас прикинем, – зачастил Шекс под воздействием его взгляда. – Сам царек, чтоб ему из носу не было. Десяток самых ближних, которые от слез не просыхают. Потом – по одному начальнику на каждое весло, а их – дюжина с каждого борта. Вот и считай. Команда на галере: капитан, боцман и матросы на парусах – еще дюжина, но они днем борт не покидают под страхом отлучения от слезы. Ну, может, кого из холуев и забыл…
  – А рабы?
  – А что – рабы? Они вам не противники, хоть их и втрое больше. Только помогут, если будут в силах. Все рабы содержатся в нижних уровнях горы. Если дверь заперта снаружи, значит, – там они, бедолаги.
  – А девочки есть? – возникла невидимая Ленка.
   Шекс вздрогнул, но, разглядев мокрые очертания руки, которой та ему помахала, успокоился:
  – Так и насмерть можно перепугать, уважаемая. Предупреждать надо. Девочки есть, да чем их есть? – невесело скаламбурил бывший раб. – Где-то дюжины полторы. Все состоят в кухарках и прачках, кроме той парочки, что у царя в личном услужении.
  – Ты уверен, что наш сын на самом верху?
  – Обязательно: всех новеньких доставляют прямо туда, по всей горе искать его не нужно. Пойдете все прямо вверх по туннелю, сворачивать некуда. Кинжалы и бичи, я думаю, вам не помеха. Луками внутри не пользуются. Прорветесь.
  – Это – не вопрос.
  – Верно. Оставите мне этого пончика? – Шекс кивнул на языка, привязанного к свае. – Он нам с напарником кое-что задолжал.
  – Владей, – разрешил Петрович. – Сам-то не утонешь?
  – Ради святого дела – никогда.
   Пленник забился в путах и попытался укусить Ленку за руку. В результате еще раз припечатался затылком о сваю.
  – Вы обещали оставить меня в живых! – завопил бесполезный язык, которого двойняшки перестали придерживать.
  – Разве? – улыбнулась ему Галка. – Тебе сколько лет, мальчик? И все еще мальчик? И веришь в сказки? Считай, что мы друг друга честно обманули: ты не ответил на вопросы, а я тебя не утопила. Ведь больше ничего такого обещано не было, – и она, не оглядываясь, направилась к берегу.
  – Шекс, постарайся не шуметь, ладно? – попросил Игорь.
  – Не дергайся, мужик. Команда спит и легкого шума не услышит, а сильного здесь не будет, – наложив костлявую ладонь на лицо пленника, бывший раб помахал им свободной рукой.

   Внимательно понаблюдав за галерой, спасатели убедились, что там действительно в разгаре тихий час. До входа в туннель взрослые дошли – стыдно вспомнить! – прячась за спинами так и не снявших шапочки ребят, попутно просушивая одежду. С вонью, исходившей от нее, пока приходилось мириться.
   Вход никем не охранялся: дети, что с них взять? Загибаясь по часовой стрелке, вперед и вверх уходил туннель, высота которого заставила Петровича и Макса пожалеть о своем росте. Как и чем он был освещен, осталось непонятным. Да какая разница – спасибо, что осветили.
   Похоже, все-таки глина: мягкие плавные линии, никаких острых углов. Каширины шли по широкой спирали. Справа – сплошная и довольно ровная стена грязно-красного цвета, вся в мелких трещинах, напомнивших Галке слово «такыр». Что бы оно значило? Удивительно, насколько легко из глубин памяти всплывают слова, не имеющие смысла. Вернее – имеющие давно и прочно забытый смысл. Такыр это что-то пересохшее и растрескавшееся. Слово наверняка встречалось в кроссвордах, пока их составляли по словарям и энциклопедиям, а не пекли на компьютере, как… Как и все остальное, на скорую руку.
   Низкие двери, что слева, муж и дети поначалу отпирали, отодвигая примитивные засовы. И шепотом повторяли одно и то же:
  – Уходите, уходите быстро и без шума. Все назад, на выход, не шуметь!
   А она сама сосредоточилась на бессмысленном такыре, чтобы не думать о том, что сейчас может происходить с Петькой. Чуть позже Галка заметила в руках остальных пистолеты (или револьверы?) и попросила:
  – Сделайте мне тоже.
   И ощутила в ладони холодную сталь. Вороненое дуло, ставшее продолжением указательного пальца, прочертило дугу по глиняной стенке и уставилось в пол. Не тормозя, Галка сунула оружие в карман ветровки. Пригодится.
   Потом начались двери, запертые изнутри, мимо них проходили на цыпочках. Если встречался кто живой, а было это нечасто, то ближайший к счастливцу угощал его рукояткой револьвера (или пистолета все-таки?) по голове. И пришибленный оставался лежать на глиняном полу, закатив очи. У всех – одинаковые: как у сильно перепившего Сталлоне, которому нечем опохмелиться.
   Пока удавалось не поднимать шума. Позади стихло даже осторожное шарканье выпущенных рабов. Но это – ненадолго: в любой момент может очнуться кто-то из оглушенных, либо на их тушки, рассеянные по туннелю, кто-нибудь наткнется и поднимет тревогу.
   Когда же закончится чертов подъем? Снаружи холм не казался уж очень высоким: примерно двадцать стандартных этажей, не больше. Но идет спасательная команда уже довольно долго, а время отнюдь не на их стороне. Полдень наступит скоро, если вспомнить положение солнца на небе перед тем, как они углубились в туннель. А вдруг его величество сегодня изволит проснуться раньше обычного?
   Но вот и хана секретности: навстречу, из-за поворота, высыпала группа красноглазых товарищей из числа приближенных к императору. И одному из них удалось вырваться и с воплями убежать обратно. А почти одновременно с этим позади тоже раздались тревожные крики.
  – Бегом марш! – скомандовал Игорь.
   Перепрыгнув через бесчувственные тела приближенных, они побежали, держа оружие наготове. Еще пара кругов, и впереди показались довольно высокие двери, которые в настоящий момент с натугой закрывали панически верещащие мальчишки. Петрович поддал, и совсем закрыться двери не смогли. Разъяренный папа врезался в них со всей дури, и створки с треском распахнулись в зал, припечатав к стене привратников.
  – Все – на пол, говнюки! – взревел командир и открыл огонь в воздух.
   Позади нарастал, быстро приближаясь, топот множества ног. Галка и двойняшки, слегка отставшие от главы семейства, плотной группой ввалились в тронный зал его величества.
  – Закройте и держите двери, – распорядилась мама.
   И стала оглядываться, переводя дух. Семь или восемь мелких человек, ничком лежащих на полу круглого помещения, благоразумно прикрывают лапами лохматые головы. У дальней стены находится подобие трона, а за ним, на высоком постаменте, – заливающийся слезами голубой павлин в клетке, повторяющей очертания его тельца. Волшебные слезы стекают в большую глиняную плошку, заботливо подставленную прямо ему под нос. Петрович тянет за ухо вытянул из-за трона рослого паршивца в красном свитере, который тому очень мал. А сам Петька распят на большом плоском камне перед царским троном: руки и ноги в кандалах. На нем оставили только плавки, мордашка – вся в слезах. Будем надеяться, что в его собственных. Иначе… Ерунда – вылечим.
Подбежав к сыну, Галка положила ему на лоб ладонь и заглянула в глаза:
  – Мы пришли, дружок. Что с тобой делали супостаты?
  – Ничего, – прошептал Петька, улыбаясь, – только отобрали одежду и приковали. Я вас ждал, ждал…
  – Не плачь, заяц, мы никак не могли быстрее. Сейчас освободим тебя и пойдем.
  – А врагов в капусту порубать?! – разочарованно взревело дитя.
  – Как скажешь. В капусту, так в капусту, – успокоила его мама, разглядывая кандалы.
   Нехорошие кандалы, зачарованные. Галка напряглась, пытаясь их отпереть, и вскрикнула от острой боли, прострелившей голову от одного виска к другому.
  – Что тут у тебя? – спросил Игорь, подтащив к жертвеннику упирающегося и матерящегося чернявого пацана в Петькином свитере. – Привет, сын.
  – Тут хитрые кандалы, которые кое-кто должен расколдовать, иначе не снимешь. Ты, что ли, царь горы? – обратилась Галка к паршивцу.
  – Да пошла ты, сука! – заорал тот и получил от Петровича хорошую затрещину. Прикусил язык и заскулил.
  – Конечно, он, – подтвердил муж. – Восседал на троне, как директор пляжа.
  – Дай-ка его мне, руки уж очень чешутся.
   Она сгребла царька за грудки и начала с наслаждением хлестать его по щекам: и слева, и справа, и еще, и еще! И еще! Башка самодержца моталась из стороны в сторону, из носа пошла кровь, Галкины кольца расцарапали ему кожу.
  – Значит, ненавидишь взрослых, гаденыш?! Наши чувства взаимны! Я тебя изувечу, щенок, изувечу! – орала Галка, у которой от ярости и боли в голове перед глазами плыли багровые кляксы. – Немедленно отопри кандалы, пидор мелкий! Ну!
   Цареныш блажил от ужаса, зажмурившись, чтобы не видеть ее бешеных глаз.
  – Пап, – позвал от дверей Максим, – помоги, нам не удержать!
  – Справишься? – спросил Игорь жену.
   Она, не отрываясь от экзекуции, кивнула головой.
  – Мочи его, мам! – верещал Петька. – Это он кандалы заговорил!
  – Замочить всегда успеем, пусть разговорит сначала!
  – Не стану, – упрямо прошипел царек.
  – Посмотрим, – она потрясла в воздухе уставшей рукой, а затем с размаху вцепилась в дряблую царскую мошонку и от души крутанула. – А теперь?
   От дикого визга у всех заложило уши: оченно оне этого не любят.
  – Тетенька, отпусти, пожалуйста! Все сделаю-у-у!..
  – Делай, падла, потом отпущу. Кому говорят, сучий потрох, выкидыш тифозной потаскухи?!
   Двойняшки, освобожденные отцом от дежурства у двери, для профилактики несильно пинали лежащих на полу придворных и делали вид, что ничего не слышат. А сами наматывали на ус, чтобы при случае применить – без ссылки на источник, само собой.
  – Никогда маму такой не видела, – шепнула Ленка брату.
  – Так на нас до сих пор никто и не покушался, – резонно ответил тот.
   Запах царского страха шибал в нос коктейлем из нездорового пота и грязных пеленок. Галка оглянулась на дверь. Супруг, надежно подперев ее спиной, сделал успокаивающий жест: все под контролем. Танцующий на цыпочках диктатор, не переставая скулить и вонять, сквозь зубы произнес длинное заклинание, и кандалы на Петьке отомкнулись, со звоном упав на пол. Малыш сел на камне, обхватив себя руками за плечи:
  – Мам, я замерз! Сними с него мой свитер.
  – Не стоит, милый: в нем наверняка уже кишат паразиты. Сейчас Лена тебя оденет, я что-то устала.
   Галка отшвырнула от себя тухлого царёныша, и тот затих, приложившись затылком о жесткое Петькино ложе. Алена торопливо наколдовала на младшем брате джинсики, кроссовки, джемпер и легкую куртку.
  – Игорь, мы готовы! Можно уходить, – позвала мужа Галка.
  – А птица? – влез Максим. – Надо ее выпустить. Или с собой возьмем.
   Его предложение матери активно не понравилось. Зачем держать дома павлина, плачущего такими вредными слезами? Но старший не унимался:
  – Она же не станет плакать на воле.
  – Выпускай, но у нас птица не поселится ни под каким видом, – отрезала Галка, прижимая к себе младшего. – Нам и одного Тараса достаточно.
   Обшарив поверженного царя, Максим сорвал с его шеи ключ на серебряной цепочке и открыл птичью клетку, которая просто распалась на две половины, освобождая пленницу. Павлин заорал дурным голосом, встряхнулся, взмахнул бирюзовыми крыльями и перепорхнул на высокую спинку трона.
  – Что вы наделали! – завопил очнувшийся царь горы.
  – Не твое собачье… – начал Макс, но тут же замолчал.
   Потому что птица, запрокинув голову, оглушительно захохотала, и от ее хохота начали страшно трястись стены и потолок. Игорь оторвался от дверей и кинулся к семейству, сгрудившемуся у жертвенника. Двери, содрогавшиеся от ударов снаружи, так и не открылись, поскольку часть глиняного потолка просела и намертво заблокировала их. Теперь начал дрожать и пол, а по стенам зазмеились глубокие трещины. Обитатели царской горы голосили теперь громче павлина.
  – Уходим через окна, – скомандовал Петрович, подталкивая своих к ближайшему: низкому и широкому, как и все они, опоясывающие тронный зал, – шевелитесь!
   Стукнувшись затылком, Галка перегнулась через широкий глиняный подоконник и увидела начинающуюся совсем близко под окном дорожку, которая вилась снаружи вокруг всего холма. Интересно, где она заканчивается? Вблизи входа в туннель они никакой дорожки наверх не видели. Петька, обхвативший мать всеми конечностями, не дышал, уткнувшись ей в плечо.
  – Не бойся, все в порядке. Я полезла. Кто-нибудь, сверните шею птичке, пусть она заткнется!
   Благо, окна не были застеклены или затянуты чем-то еще, так что не пришлось возиться с рамами. Галина села на подоконник, закинула на него ноги, развернувшись, а потом легла на спину: иначе через низкое окошко не протиснуться. Нет, и так не получается – слишком узка щель, и мешается вцепившимся в мать Петька. Старшие дети и муж палили по сумасшедшему павлину, который, не прекращая хохотать, метался по залу, уворачиваясь не только от пуль, но и от падающих кусков потолка.
  – Игорь, подержи мелкого! Я потом снаружи приму! – крикнула она, и Петрович, как ни странно, услышал во всеобщем грохоте.
   С трудом оторвав от жены Петьку и продолжая стрелять по птице, он, когда Галка перевалилась через подоконник и протянула руки, пропихнул мальчика наружу. Почти одновременно с этим чертов павлин умолк, сраженный чьей-то пулей. Но процесс, начатый его истерическим смехом, оказался необратимым: холм разрушался, начиная с вершины.
   Надо бежать, и как можно быстрее, но Галка не могла заставить себя сдвинуться с места. Так и стояла у окна на узенькой дорожке.
  – Макс, Лена! Петрович, черт бы тебя драл! Сколько можно ждать?!
   Дети вывалились из другого окна, чуть впереди, а муж с трудом протиснул свое мощное тело через щель того, из которого выбиралась она сама. Холм содрогался и медленно оседал внутрь самого себя, а они неслись по узкому серпантину, почти ничего не видя из-за поднявшейся пыли. Описав вокруг погибающей царской горки несколько витков, беглецы были вынуждены остановиться, поскольку дорожка впереди обрушилась. Ленка и Максим, резко затормозив, прижались спинами к трясущейся стене. Сзади подбежал Игорь и забрал у жены младшего:
  – Прыгайте вниз, с одной дорожки на другую, быстро! – рявкнул он.
   Подстегнутая отцовским окриком, первой на нижний виток серпантина, находящийся метрах в трех, спрыгнула Ленка, за ней – Макс.
  – Давай, масик, не заставляй пинать тебя в соблазнительный зад. Если нас здесь засыплет, хрен выберемся. Ты ведь умеешь сигать и не с такой высоты, забыла?
   Она зажмурилась и прыгнула, больно ударившись пятками. Рядом очень мягко приземлился Игорь, придерживая одной рукой вцепившегося в него Петьку.
  – Чего встали? Вниз! Ходу, ходу!
   Казалось, эти дикие прыжки никогда не кончатся. Сколько раз они прыгали, а точнее, – почти съезжали на спинах до следующего витка дорожки? В грохоте, в тонкой красной пыли, моментально забившей глаза и рты, среди плотного роя сиреневых звездочек, защищавших от падающих вокруг обломков. Ведь совсем невысокий холмик, сколько тут может быть витков?
Но, оттолкнувшись в тысяча первый раз, они дружно не удержались на ногах и покатились: уже не по растрескавшейся глине, а по траве. Такой сухой, жесткой, восхитительной траве…
*
Купить эту книгу можно здесь.

6 комментариев:

  1. странный мирок, странный ребенок... вот, если подумать - какой ребенок хочет остаться ребенком?

    ОтветитьУдалить
    Ответы
    1. Разве что больной на всю голову, согласна.
      А мирок этот - да, с прибабахом получился. С Перёкрёстка куда только не попадёшь... стоит лишь зазеваться :)

      Удалить
  2. Рассказ не то слово, веселый, харизматичный, смешной)), вы умничка :-)

    ОтветитьУдалить
  3. и не просто с прибабахом, а вообще с бабахом "))
    зато дочку завели еще одну ") симпатяшку и умничку ")

    ОтветитьУдалить